Ястребиная бухта, или Приключения Вероники

Ника не стала напоминать, что август сегодня кончился. Кивнула. Да он почти ей ровесник! Она и правда, могла знать его, еще когда, как говорили пацаны «лазил» по району.

- Мама! – вдруг воззвал Беляш и, к ее отвращению, заплакал, хлюпая носом и шумно втягивая сопли, - мыа-мыа! Жалела меня! Вот тока муа-мма и жалела! А вы – суки вы все, гниды мелкие!

- Сеня, - Ника следила, чтоб голос был ласковым и не дрожал, - мне холодно совсем, у тебя может одеяло какое?

- Нет! – грозно поднял руку с бутылкой, собираясь шваркнуть, но не стал, - не-ет. Только мама так! А тебе я – Сека! Поыла?

- Нет, - Ника убедительно затрясла головой, - не надо, зачем Сека. Ну, давай – Арсений, да? Ты принеси мне. Укрыться. Ты тут живешь, да?

Он опустил голову и оглянулся. Ника проследила – в углу чернела квадратная дыра, в нее уходили блестящие ступени металлической лесенки. Подвал. Неужели он и, правда, жил тут все время? Она ходила. Пашка с ней ходил. А этот вурдалак…

- Дебилка, - почти трезвым голосом сказал Беляш и захихикал, - вот жеж. Живууу, тууут. Я дурак? – приподнялся, грозно изучая ее лицо маленькими глазками, - дурак?

- Нет. Нет.

Откинулся снова, водя руками по коленям.

- У Секи бабы были и… ик… будут! Везде! Все заберите, гниды. А бабу я найду себе! Да! Поыла?

- Да…

- Подожжи, - заворочался, сдирая с плеча рубашку. Выдвинув челюсть, осмотрел бицепс и повернулся к огню, показывая расплывчатую татуировку.

- Танюха! Я первый у ней был. Щас корова, жирная, трое выблядков, муж – водила. Меня увидела, ах ох Сеничка, а помнишь, а мы. Тьфу, да у меня вон!

Захихикал, криво натягивая рубашку на мутное лицо Танюхи:

- Моя щас ревнует. Люби меня, Сенька, а эту я тебе ночью порежу ножиком. Вот где дура, а?

- Дура, - честно согласилась Ника.

И тот сразу набычился. Голос из низких нот пошел вверх, пока не сорвался в фальцет:

- Ты кого? Это? Дурой? Щас? А?

Ника отрицательно повела головой, сказала ласково:

- Никого.

Разговор продолжался.

У Ники гудели виски, ломило за бровями, глаза, казалось, сейчас выпадут в костер и испекутся. Говоря с пьяным Секой, она чувствовала, как его – совершенно обеспамятевшего, сдерживает ее голос. Но страх сказать не то выматывал, уже хотелось просто лечь, закрыть глаза и заткнуться, пусть хоть убивает. Но, Женька! Лицо сына маячило в мозгу, худенькое и на всю жизнь серьезное. Ей нельзя. Она не имеет права!

Гонг в голове бил все громче, пока Беляш молол гадостный бред, вскидываясь и оседая, шарил руками, дергал толстой ногой, сгибался, цепко хватая ее щиколотку. Нике казалось, сейчас ее просто разорвет. И ахнув сознанием в бездонное отвращение, когда собеседник полез рвать на себе рубаху и завыл, кивая мокрым лицом, а сам подползал ближе и уже наваливался на ее дрожащее плечо, она отстраненно подумала – умереть нужно сейчас, пока не повалил на пол, я не выдержу больше.

Как вдруг узкая полоса воздуха за угасающим костром загорелась солнечной медью. Почти тут же пахнуло с той стороны влажным теплом – солнце, выкатываясь из-за черных туч, принялось жарить изо всех сил.

- Дождь, - крикнула Ника.

- А? – Беляш сел, моргая. Свет из проема зажег красным ухо и лег на скулу.

- Кончился, дождь. – Она изо всех сил старалась отползти вдоль стены, не дергаясь, чтоб не заметил.

- А-а-а… - он задумался, вешая голову.

Наступило молчание. Слабо потрескивал угасающий костерок. С тоской Ника смотрела поверх широкой спины на солнечный свет, заливающий сейчас степь и песок. На ногах, придавливая, лежала туша пьяного Беляша. Не храпел, только дышал тяжело и время от времени проводил руками по ее голеням, как бы проверяя – не делась ли куда. …Вывернуться, вскочить, вытягивая связанные руки, кинуться в сторону, обходя тушу. Пнуть в живот. Но вдруг не получится? Закрыла глаза, решаясь, медленно и осторожно напрягая тело. Сжимая скрещенные кулаки, подняла их.

- Никааа? – грянул снаружи далекий голос.

И не успев опомниться, она заорала с режущим уши визгом, вырываясь из-под беляшовой туши:

- Фотииий! Я здесь!

Голос метнулся, отдаваясь в гулких стенах. Беляш, рыча, вскочил, мелькнула рука, стремительно обжигая скулу затрещиной, и тут же голова загудела, ударившись о стену.

- Фотий! – рыдая, кричала Ника, закрываясь руками и беспорядочно пинаясь, ушибая пальцы о пляшущие перед глазами ноги. Голова ее запрокинулась, корни волос обожгло. Вцепившись одной рукой в перепутанные мокрые пряди, а другой – в полустянутую рубашку, Беляш протащил ее через остатки костра и толкнул в черный зев подвала. Цепляясь за легкие алюминиевые ступени, Ника обрушилась вниз, упала и тут же забарахталась, плюясь и задирая голову. С трудом поднялась на колени. В смутном квадрате света складывалась и раскладывалась такая же квадратная фигура.

- Утоплю, сука!