Ястребы мира. Дневник русского посла

На следующее утро я вылетел в Москву, где на заседании Совета безопасности России мне предстояло выступить с сообщением о готовности Думы к ратификации договора о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-2). Этот кабальный договор был крайне опасен России: он предполагал уничтожение нашей страной всех тяжелых стратегических ядерных ракет наземного базирования с разделяющейся головной частью. Американцы очень боялись этого шедевра советской военной науки, называли наши ракеты «сатаной» за их надежность, неуязвимость для средств американской противоракетной обороны и боевую мощь. Одна такая ракета может стереть с лица земли все восточное побережье США.

Вот почему американцы через своих людей в российском руководстве добились подписания Ельциным этого ущербного для нас договора. Но соглашение не может вступить в силу, пока не будет ратифицировано парламентом. Американцы вместе со всеми странами НАТО требовали от России прекратить «волокитить» законопроект о ратификации и поскорее вынести его на пленарное заседание Думы. Снять это соглашение вообще с обсуждения в парламенте Кремль не решался, так как это было бы воспринято Вашингтоном как явный демарш Путина в первый же месяц его президентства и вызвало бы неминуемую жесткую размолвку между США и Россией. Этого в российском руководстве никто не хотел.

Ход был найден, причем довольно остроумный. Дабы восстановить гарантии военной безопасности России, было решено включить в текст законопроекта о ратификации оговорку, смысл которой сводился к следующему: Россия будет соблюдать договор СНВ-2 в случае, если США сохранят действие Договора о противоракетной обороне (ПРО) 1972 года и не будут расширять НАТО. Мы знали, что американцы не собирались делать ни того ни другого. Договор по ПРО мешал им развернуть второй, а затем и третий позиционный район стратегической противоракетной обороны. «Нам надо защитить нашу территорию от угрозы ядерного нападения Ирана и Северной Кореи» — так они объясняли нам свои намерения нарушить стратегический баланс с Россией. Дональд Рамсфельд, например, еще в 1998 году уверял, что к 2003 году Тегеран разработает ракетное оружие, способное достигать территории США. Мы, конечно, не верили ни единому их слову, равно как и они уже не считались с нашими озабоченностями. Что касается расширения НАТО, то об этих планах нам было известно давно. Противостоять этому процессу Кремль при Ельцине тогда не решался, да и уже разучился. А потому изложенная в моем докладе идея увязать ратификацию СНВ-2 с сохранением договора по ПРО и отказом от расширения НАТО была одобрена членами Совета безопасности.

Заседание подошло к концу. Все встали из-за стола и начали прощаться с председательствующим на Совбезе Владимиром Путиным. Я тоже подошел к нему, чтобы передать отчет о работе нашей делегации в Страсбурге. Президент взглянул на отчет и спросил: «А может, все-таки не надо было ехать туда?» Я понял, что до меня с ним уже встретился министр иностранных дел. «Нет, не согласен. Мы дали бой, потому что уверены в своей правоте», — ответил я. «Может, вы и правы», — Путин пожал плечами, и мы попрощались.

По моему предложению Государственная дума приняла в отношении ПАСЕ следующее решение. Во-первых, до тех пор, пока права российской делегации не будут восстановлены в полном объеме, нашей ноги там не будет. Только лидер делегации получал полномочия обсуждать с руководством ПАСЕ сроки и условия разблокирования сотрудничества.

Во-вторых, Дума не отказывалась от контактов с Ассамблеей по вопросам, представляющим совместный интерес, в том числе по поиску взаимопонимания по вопросу защиты прав человека. В связи с этим я предложил создать совместную рабочую группу Госдума-ПАСЕ, которая могла бы регулярно посещать Чечню и «снимать озабоченности» у наших европейских коллег. Страсбург на это клюнул.

В итоге, возглавляя международный комитет, большую часть своего времени я стал проводить на территории Чеченской Республики, сопровождая всевозможные иностранные делегации и докладчиков по этому больному в наших отношениях с внешним миром вопросу.

Надо сказать, что наша парламентская делегация в ПАСЕ была очень представительной. В нее входили все лидеры думских фракций, а также видные представители Совета Федерации. Но, конечно, самым любопытным представителем нашей делегации был думский шоумен Владимир Жириновский. Его в Страсбурге воспринимали абсолютно всерьез, жутко боялись и даже не разрешили вступить ни в одну из пяти политических групп Ассамблеи. Вот я и решил однажды воспользоваться «демоническим имиджем» Жириновского для решения принципиально важного для нас вопроса.