Ястребы Утремера

- Назаретянин-преступник, он проник в мою крепость и убил моего товарища, из сельджуков. Я прошу вас разрешить избавиться от него. Я дам вам его череп, украшенный серебром...

Жест остановил его. Саладин прошел мимо людей Нуреддина и остановился перед темным, настороженным воином.

- Я думаю, мне знакомы эти плечи и это темное лицо, - сказал султан с улыбкой. - Значит, вы снова повернулись своим лицом к востоку, лорд Кормак?

- Хватит! - низкий голос норманна-ирландца заполнил всю комнату. - Вы поймали меня в свою ловушку; моя жизнь потеряна. Не тратьте время на насмешки, отправьте своих шакалов против меня и настанет конец. Я клянусь моим кланом, многие из них лягут в пыль, прежде чем я умру, и мертвых будет больше, чем живых!

Высокая фигура Нуреддина задрожала в гневе, он вцепился в рукоять своей сабли так, что побелели костяшки пальцев.

- Что вы скажете на это, мой господин? - воскликнул он яростно. - Сколько еще будет этот назаретянский пес бросать грязь нам в лицо...

Саладин медленно покачал головой, улыбаясь, словно во всем этом была какая-то скрытая шутка:

- Это не может быть пустым хвастовством. В Акре, в Азоте, в Яффе я видел череп на его щите, блестящий, как звезда смерти в тумане, и правоверные падали под его мечом, как скошенные колосья.

Великий курд повернул свою голову, неторопливо осматривая ряды молчаливых воинов и смущенных вождей, которые избегали его спокойного взгляда.

- Большое скопление вождей для времени перемирия, - пробормотал он почти про себя. - Вы хотите выехать отсюда в ночь со всеми этими воинами, чтобы воевать с духами в пустыне, или в честь какого-то призрачного султана, Нуреддин? Нет, нет, Нуреддин, ты переполнил чашу своих амбиций, мне кажется, - и жизнь твоя потеряна!

Неожиданность обвинения заставила пошатнуться Нуреддина, и в то время пока он думал что сказать, Саладин продолжал:

- Я узнал, что вы устраиваете заговор против меня - да, это и было вашей целью - соблазнить различных мусульманских и франкских лордов отказаться от их верности и воздвигнуть свое собственное королевство. И по этой причине вы разрушили перемирие, убили хорошего рыцаря, пусть он и кафир*, и сожгли его замок. У меня здесь есть свои шпионы, Нуреддин.

Высокий араб быстро оглянулся вокруг, как будто готов был оспаривать этот вопрос с самим Саладином. Но когда он заметил количество воинов курда и отметил, что его собственные свирепые бандиты далеко от него, затрепетал, горькая улыбка презрения скривила его ястребиные черты, и убрав оружие, он скрестил руки на своей груди.

- Бог даст, - сказал он спокойно с фатализмом Востока.

Саладин кивнул в знак признательности, но жестом дал приказ командующему, который вышел вперед, чтобы не дать шейху сбежать.

- Здесь есть один, - сказал султан, - кому вы задолжали даже больше, чем мне, Нуреддин. Я слышал, Кормак ФицДжеффри был братом-по-оружию сьера Жерара. У вас много долгов крови, о Нуреддин; оплата, следовательно, лицом к лицу с лордом Кормаком и его мечом.

Глаза араба вдруг заблестели.

- И если я убью его - буду свободен?

- Кто я такой, чтобы судить? - спросил Саладин. - Будет так, как пожелает Аллах. Но если вы будете сражаться с франком, то умрете, Нуреддин, даже если убьете его. Он происходит из того племени, которое несет гибель даже в смертельной агонии. Тем не менее, лучше умереть от его меча, чем от веревки, Нуреддин.

Ответ шейха заставил Нуреддина вновь вытащить свою саблю с рукоятью из слоновой кости. Синие искры замерцали в глазах Кормака, и он громко заурчал, словно разъяренный лев. Он ненавидел Саладина, как ненавидел всю его расу, дикой и безжалостной ненавистью норманна-кельта. Он приравнивал вежливость курда, достойную короля Ричарда и крестоносцев, к восточной хитрости, отказываясь верить ему, зная, что обман и коварство живут в душах у сарацин. Сейчас он видел в предложении султана хитрый обман, - стравить двух своих врагов друг с другом, и злорадствовать над своими жертвами. Кормак усмехнулся невесело. Он не просит от жизни больше, чем увидеть своего врага на расстоянии меча. Но он не чувствовал признательности Саладину, только тлеющую ненависть.

Султан и воины отступили, оставив для соперников пространство в центре большой комнаты. Нуреддин вышел вперед, надев простой круглый стальной шлем с кольчужной сеткой, которая упала на его плечи.

- Смерть тебе, назаретянин! - прокричал он и прыгнул, словно пантера, в стремительной и безрассудной атаке присущей арабам. У Кормака не было щита. Он парировал удар сабли, подставив свой клинок, и ударил в ответ. Нуреддин поймал тяжелое лезвие на круглый щит, который повернул слегка под углом в момент удара, так что меч франка скользнул по нему в сторону. Он вернул удар с таким напором, что скрежетнул по шлему Кормака, и тут же отпрыгнул на длину копья назад, чтобы избежать встречи с разящим скандинавским мечом.