Но горящие фанатичной яростью и бесконечной жадностью мусульмане не отступали. Они захлестнули его. Кормак зашатался, когда огромный вес лег на его плечи – один из курдов прокрался вверх по лестнице и бросился на спину норманна. Он вцепился в Кормака, как обезьяна, выплевывая проклятия и тыча ему в шею длинным ножом.
Меч норманна глубоко застрял в чьей-то груди, и он изо всех сил яростно пытался его освободить. Кольчужный капюшон спасал его от порезов, что пытался ему нанести повисший на спине курд, но прочие разбойники напирали уже со всех сторон. И, наконец, Юсеф Эль Мекру с пеной на бороде бросился на него. Кормак, подняв свой щит вверх, ударил взбешенного мусульманина ободом под подбородок, ломая ему челюсть, и почти в то же мгновение со всей силы мышц шеи и спины резко отбросил голову назад, разбивая шлемом лицо курду, воющему на его спине. Кормак почувствовал, как руки того ослабли. Он освободил, наконец, меч, но какой-то лур уцепился за его правую руку – враги окружили его так, что не было возможности даже сделать шаг назад, а живучий йеменец уже целил ему ятаганом в лицо и горло. Кормак стиснул зубы и поднял руку с мечом, оторвав болтающегося на ней лура от пола. Клинок Юсефа скрежетнул по изгибу шлема Кормака – по кольчуге – по кольчужному капюшону – удары араба были как блики света, и в этот момент было ясно, что они найдут свою цель. А еще этот лур цепляется, как обезьяна, к могучей руке норманна.