Яства земные

- Ожидание нового шквала. - Внезапный взрыв массы воды; удушье; дурнота; новые приступы. - Мое безразличие; чт?о я здесь? - Поплавок. - Бедный поплавок на волнах.

Уход в забытье от волн; наслаждение отрешенностью; быть вещью.

Конец ночи

Утром, чересчур прохладным, моют палубу морской водой, которую достают ведрами; взбивание пены. - Из своей каюты я слышу скрип щеток на неровностях древесины. Сильные толчки. - Я хотел открыть иллюминатор. Слишком резкий порыв морского ветра ударил мне в лоб, влажные виски. Я попытался закрыть его... Койка; упасть на нее. Ах, все эти чудовищные падения до самого порта! Калейдоскоп отблесков на белой стене каюты. Теснота.

Мои глаза, уставшие видеть...

Через соломинку я тяну холодный лимонад...

Проснуться потом на новой земле, как после выздоровления... - Об этом нельзя было и мечтать.

Алжир

На берегу проснуться утром рано,

Всю ночь проспав под бормотанье волн.

Плато, где отдохнуть стремится холм,

Закат, где день беспамятствует пьяно.

И берег, где смиряется прибой,

И ночи, где любовь уснуть готова.

Ночь простирается, как рейд сторожевой,

От света здесь скрываются дневного

И мысль, и птица, и последний луч.

И в зарослях здесь замирают тени,

Вода лугов, ключи и родники.

...А впереди - обратная дорога.

Спокойны реки - корабли в порту.

И на волнах притихших дремлет птица,

На якорь встала лодка вдалеке

И вечер открывает рейд бескрайний

И дружелюбия и тишины.

Пора пришла - все на земле уснуло.

Март, 1895

Блида! Цветок Сахеля! Зимой лишенная благодати и поблекшая, весной ты предстала передо мной прекрасной. Это было дождливое утро; небо серое, нежное и грустное; запах твоих деревьев в цвету переполнял длинные аллеи; струя воды в твоем спокойном водоеме; издалека звук военной трубы.

Вот другой сад. Заброшенная роща, где под оливами слабо светится мечеть. Священная роща! В это утро здесь пытаются отдохнуть мои бесконечно усталые мысли и моя плоть, изнуренная тревогами любви. Лианы, увидев вас зимой, я не представлял, как чудесно ваше цветение. Лиловые глицинии среди колышущихся веток, гроздья, похожие на свисающие кадильницы, и лепестки, осыпающиеся на золотой песок аллеи. Шум воды; влажный шум, плеск воды у края водоема, купы сирени, заросли терновника, кусты роз. Прийти сюда одному, и вспоминать о зиме, и чувствовать себя таким усталым, что даже весна (увы) не радует; и даже хочется большей суровости, ибо такая благодать, увы, манит и зовет к одиночеству, и только желания, раболепная свита, заполняют пустые аллеи. И, несмотря на шум воды в этом слишком спокойном водоеме, внимательная тишина вокруг громко напоминает об отсутствующих.

*

Я знаю, есть ручей в священной роще.

Его вода прозрачно холодна,

Мне веки сможет освежить она,

Когда приду под вечер, и одна

На всей поляне будет тишина,

А воздух не к любви - ко сну лишь манит.

Источник чистоты, где дремлет ночь

И где забрезжит белизна под утро.

Быть может, там почувствую я вновь

Тот привкус у зари, что был когда-то,

В те времена еще, когда на мир

Смотрел я со счастливым изумленьем?

Когда омою влагой ледяной

Свои огнем пылающие веки.

Письмо Натанаэлю

Ты не представляешь, Натанаэль, во что может в конце концов превратиться это поглощение света; и чувственный экстаз, к которому ведет это долгое тепло... Оливковая ветвь в небе, небо над холмами; мелодия флейты на пороге кафе... Алжир показался мне таким жарким и праздничным, что я хотел уехать через три дня; но в Блиде, где я укрылся, апельсиновые деревья были все в цвету.

Я выхожу утром, гуляю; ни на что не смотрю и все вижу; во мне возникает и выстраивается чудесная симфония из впечатлений, которых не замечаешь. Проходит время; мое волнение постепенно стихает, как замедляется движение солнца, прошедшего зенит. Потом я выбираю существо или предмет, которые меня привлекают, - они обязательно должны быть в движении, ибо мое ощущение, коль скоро оно зафиксировано, перестает быть живым. Мне кажется тогда в каждое новое мгновение, что я еще ничего не видел, ничего не пробовал. Я растворяюсь в беспорядочной погоне за убегающими явлениями. Я бежал вчера на вершину холмов, возвышающихся над Блидой, чтобы подольше видеть солнце; чтобы видеть заходящее солнце и пылающие облака, окрашивающие белые террасы. Меня поражает тень и тишь под деревьями; я брожу при свете луны; мне часто кажется, что я плыву, - так обволакивает меня, так мягко приподнимает горячий и светящийся воздух.

...Я верю, что дорога, на которой я нахожусь, - моя дорога, и я должен идти именно по ней. Я сохраняю привычку к огромному доверию, которое можно было бы назвать верой, если бы это было скреплено клятвой.

Бискра