Яцхен: Три глаза и шесть рук. Шестирукий резидент. Демоны в Ватикане. Сын архидемона

– Подстраховочка, знаете ли, – хихикнул профессор. – Вдруг вам, простите за грубость, плюнуть захочется? Нет, я не брезгливый, я утрусь, только ведь ваш плевок, он, знаете ли, мне лицо в кашку превратит. Манную… А это стекло особое, как раз против вашей, дорогуша моя, кислоты…

– А вы, похоже, все обо мне знаете, профессор?

– А как же, дорогуша моя, а как же! Я же сколько лет помогал вас разрабатывать! Активно помогал… Хотя мою фамилию они присоединить не захотели – «ЯЦХЕНК», видите ли, неэстетично звучит! Кстати, я ведь в конечном итоге оказался прав!

– В чем прав?

– Видите ли, дорогуша моя, человеческий мозг очень плохо сочетается с вашим… мнэ-мнэ-мнэ… телом. А вырастить такой мозг, который сочетался бы хорошо… прррр!.. не удалось! А ведь пытались! Это я, знаете ли, изобрел ту штучку, которая позволила преодолеть это маленькое препятствьице…

– Изобрел?! – взъярился Рабан. – Вот мразь какая!

– Профессор, я вас правильно понял – это вы достали тот мозг, который сейчас находится здесь? – я коснулся лба.

– Правильно, – ласково улыбнулся Краевский.

– Тогда вы должны знать – кто я такой?! – я все-таки не сдержался. – Ответьте – как меня зовут?!

– Что? – удивился профессор. – Ну что за ерунда, дорогуша моя? Вас никак не зовут, вы всего лишь эксперимент. Очень удачный, надо признать, хотя и довольно строптивый, но, если честно, было бы странно ожидать чего-либо другого… Или вас интересует что-то другое?

– Я говорю о том, кем я был раньше. Вы ведь не собираетесь отрицать, что это вы вложили в это тело мозг? Нес па, профессор?

– У вас отвратительный французский, дорогуша моя, – поморщился Краевский. – Так вас интересует ваше прошлое… Весьма странно – я полагал, что воспоминания не должны сохраниться…

– Они и не сохранились.

– Тем более. А вообще – какое это имеет значение? Пожалуйста, не воображайте всяких ужасов вроде того, что я убил предыдущего владельца или что-то вроде этого… Я всего лишь сумел вовремя подсуетиться и успел извлечь мозг до того, как начались процессы разложения. Это как с донорскими органами… кстати, насколько я помню, большая часть вашего бывшего тела как раз и пошла на донорские органы. Вы ведь не будете разыскивать теперешних владельцев вашего сердца, почек и тому подобного? Так какая разница, чей это был мозг?

– Профессор, к чему эти словоблудия? – я нетерпеливо клацнул зубами. – Если вы не виновны в моей смерти, зачем тогда что-то скрывать? Просто расскажите все, что обо мне знаете, и больше я вас не побеспокою.

– Ну… – задумался Краевский. По-моему, убедительных аргументов у него больше не осталось, поэтому он неохотно кивнул и сказал: – Да, вы правы, я действительно кое-что о вас знаю. Правда, не очень много… Насколько помню, вам было что-то около тридцати лет, и вы служили лейтенантом морской пехоты… Скончались во время увольнения на берег, сбиты водителем «газели» при переходе дороги. Да, если интересно, водитель остался жив-здоров и долго потом рассказывал какую-то чепуху насчет того, что у него, мол, машина сама прямо на вас поехала, а он тут и ни при чем… Не здесь, кстати, а в Питере. До сих пор помню – ноги всмятку до самого паха, а вот выше все целехонькое, любо-дорого полюбоваться. Врачи некоторое время еще пытались вас воскресить, но, как говорится, не судьба… Вот я мозг-то и заполучил. Удачно еще так получилось – я как раз в ту больницу заглянул, уже уходить собирался, да вдруг словно подсказал кто – взял и вошел прямо в ту палату, где вы лежали. Как под руку подтолкнули…

– Родственники, друзья?

– Никаких. Почему, кстати, и не возникло проблем с органами – никто вас хоронить не спешил. Среди сослуживцев близких знакомых не было, все родственники – где-то на Дальнем Востоке. Кажется, на Камчатке… Вы вроде бы оттуда родом. Да и там, кажется, вас никто не ждет. Особенно теперь… – Краевский противно хихикнул.

– А имя? – сохраняя каменное спокойствие, осведомился я. – Как мое имя?

– Имя… Имя я запомнил. Правда, только потому, что уж больно у вас фамилия необычная, трудно такую забыть. Вы, дорогуша моя, при жизни были известны как Олег Бритва. Конечно, бывают и не такие фамилии… Вот, помнится, был у меня один знакомый, так во всех документах в его фамилии первую букву заменяли на многоточие – иначе цензура бы не пропустила. Но это так, к слову. Отчества вашего я не помню, уж простите старика…

Я его не слушал. Я пробовал на язык свое новое… хотя нет, старое имя. Фамилия, что называется, попала в точку. И имя хорошее – Олег. Мне всегда нравилось это имя… теперь-то понятно, почему.

Что ж, надеюсь, Магнусу Рыжебородому этого будет достаточно.

– Поздравляю, патрон. Теперь мы можем уходить?

– Не торопись.

– Что вы сказали, дорогуша моя? – встрепенулся профессор.

– Да вот хочу спросить, профессор – вы что же, заранее знали, что я сюда приду? И заранее подготовились?