Яванская роза

Я был один и тщательно причесывался (сегодня утром я мог это делать без борьбы с собой), когда юнга-малаец вошел ко мне в каюту. Взглядом умного, внимательного животного он серьезно осмотрел мои выбритые припудренные щеки, блестящие волосы, мою черную форму с красным галуном на брюках, которая, как я считал, лучше всего сидела на мне.

— Что тебе, малыш? — спросил я как можно мягче, ибо чувствовал в ребенке друга.

Он не решался. Я повторил:

— Ну, говори. Не бойся! Все, что смогу, сделаю.

Бой вперил в меня глаза, которые постепенно или, так сказать, по капле наполнялись мольбой. Наконец он прошептал:

— Забудь женщину-метиску.

— Что ты сказал? — вскрикнул я.

Громче, настойчивее юнга повторил:

— Забудь женщину-метиску!

Странная вещь, мне не было смешно. Между тем впервые ребенок вмешивался в мои любовные дела. Однако умоляющее выражение на худеньком лице и во всей малюсенькой фигуре в лохмотьях было таким настойчивым, что я стал серьезным.

— Ты хочешь, чтобы я больше не думал о женщине из каюты? — спросил я задумчиво. — Чтобы не пытался ее увидеть, чтобы не стал с ней заговаривать при встрече?

На каждый вопрос юнга кивал, глядя мне в глаза.

— А почему?

Ни разу не видел, чтобы так быстро менялось выражение лица. Доверчивое, дружеское и полное преданности минуту назад лицо юнги закрылось, захлопнулось мгновенно. Черты лица, глаза, движения — все стало чужим, непроницаемым.

— Я ничего не знаю, — ответил маленький малаец, — только прошу тебя, для твоего же добра, забудь женщину-метиску.

На какое-то мгновение у меня промелькнула мысль расспросить его о ее имени, происхождении, откуда была родом незнакомка, но подобное дознание у мальчика, который меня обслуживал, показалось мне недостойным.

В любом поступке всегда есть своя мораль. В моей, допускающей излишества и обход закона, возникла непредвиденная совестливость.

Мне захотелось успокоить юнгу.

— Можешь быть спокойным, — сказал я ему. — Женщина-метиска не выходит из своей каюты.

С озабоченным видом он возразил:

— Она на палубе.

— На палубе? — вскричал я. — Поэтому-то ты испугался? Спасибо, сынок, спасибо!

В приливе радости я взял мальчика под мышки (он был невероятно легкий) и два-три раза подбросил вверх.

Когда я опустил его на пол каюты, он хотел что-то сказать, что-то крикнуть.

Смеясь, я прикрыл ему рот рукой.

Я увидел их на левом борту, стоящих лицом к морю. Сэр Арчибальд зябко кутался в свое пальто. Она же, напротив, была в белой шелковой блузке с вырезом на спине.

То, как она держала голову, говорило о том, что она подставляла лицо, которого я не видел, холодному ветру, обжигающим брызгам.

„Так вовсе не морская болезнь принуждала ее к затворничеству, — подумал я. — До этого дня такой качки еще не было".

Потом я вспомнил вчерашний крик сэра Арчибальда: „Она моя! Она моя!"

Меня поразил не только этот вопль. Все что делал или говорил сэр Арчибальд, казалось мне бредом, пьяными фантазиями, и вот оказалось, что его разглагольствования имели основания.

„Ее любовник! — сказал я себе. — Он ее содержит… да… ее любовник! И конечно, ревнивый, как все старики".

Сам я не относился к такого рода покровителям, и в моих глазах их щедроты не уменьшали достоинства тех, кому они предназначались. Я находил вполне естественным, что красивое и здоровое создание побуждало щедро оплачивать расположение, которое оно расточало уродцам и старцам. Из двоих она представлялась мне честнее.

По правде говоря, я даже обрадовался этой связи. Метиска казалась мне теперь более доступной. Хотя мой опыт был небольшим, но он уже научил меня, что для молодого воздыхателя лучшим посредником у молодой женщины является смешной старикашка, претендующий на роль тирана. Конечно, таковой явно и была роль сэра Арчибальда. Он прятал ее от посторонних взглядов, заточал ее, и если теперь она и вышла немного подышать, это было наверняка против его воли. Не слишком ли резко он жестикулировал? Не вставал ли он на цыпочки, чтобы бросить ей в лицо оскорбления, отдельные слова которых или по крайней мере их смысл доносил до меня ветер? Бедная девочка!..

И это из страха перед таким старым пугалом маленький малаец хотел меня остановить? Бедный мальчишка!..

Ни метиска, ни сэр Арчибальд не слышали, как я подошел.

Я легонько хлопнул сэра Арчибальда по спине и сказал:

— Дорогой друг, будьте любезны представить меня вашей даме.

То ли удивление заставило сэра Арчибальда подчиниться, то ли церемонный тон, который я инстинктивно принял, произвел впечатление на его манию достойных манер. Он сделал это очень глухо, бесцветным голосом, который в отличие от его обычного высокого тембра, казалось, стерся до последней связки.

Затем еще тише, колеблясь, запинаясь в двух словах, добавил:

— Вот мисс… да… мисс Флоранс…

Казалось, он хотел продолжить. Однако замолчал. Нервы у него были на пределе.

Его страхи ревнивого маньяка рассмешили бы меня, если бы у меня было время задерживаться на этом. Но это же был сэр Арчибальд!