Явился паук

Вдруг на кухне зазвонил телефон. Наверное, я выиграл в беспроигрышную лотерею округа Колумбия, или Вирджинии, или Мэриленда, а меня вчера позабыли оповестить. Я исправный участник всех трех.

– Нана, возьмешь трубку? – проорал я, чтобы было слышно с веранды.

– Мог бы и сам взять. Все равно тебя, – проворчала моя проницательная бабушка. – Мне вообще нет смысла подходить к телефону.

Вот так, в общих чертах, она выразилась. Может быть, чуточку сочнее. Как обычно.

Пришлось самому на негнущихся от холода ногах тащиться в кухню, по пути наступая на разбросанные игрушки. Мне уж тридцать восемь стукнуло. Как говорится, жизнь прожить – не поле перейти. Оказалось, звонит мой напарник по расследованиям, Джон Сэмпсон. Знает, что я ранняя пташка. Он вообще знает меня лучше, чем родные дети.

– Здорово, Белоснежка. Давно пробудился? – приветствие звучит почти как пароль. Мы с Сэмпсоном неразлучны с девяти лет, с тех самых пор, когда вдвоем пытались грабануть магазин Парка у пустырей. Нам не приходило в голову, что старина Парк вполне способен пристрелить пару пацанов из-за блока «Честерфилда». Но бабуля Нана, полагаю, была бы еще беспощаднее, знай она о подобных проделках.

– Да, теперь пробудился, – ответствовал я мрачно. – Что, хорошие новости?

– Очередное убийство. Похоже, снова наш паренек потрудился, – бодро сообщил Сэмпсон. – Нас поджидает куча народу.

– Не испытываю ни малейшего желания с утра любоваться трупами, – пробормотал я, чувствуя легкое урчание в желудке. Я намеревался начать день совершенно по-другому. – Говно. Послать бы всех…

Бабуля Нана отвлеклась от дымящегося чая и яиц всмятку, чтобы испепелить меня осуждающим взором. Она была уже одета для школы, где в свои семьдесят девять лет трудилась на добровольных началах. Сэмпсон продолжал описание душераздирающего убийства, смакуя наиболее омерзительные детали.

– Будь любезен следить за своей речью, Алекс, покуда ты живешь в этом доме, – мрачно заявила бабуля Нана.

– Минут через десять прибуду, – рявкнул я в трубку и обратился к бабуле: – Это мой дом.

Ответом мне был тяжкий вздох, как будто ей сообщили ужасное известие.

– В Лэнгли-Террас произошло новое зверское убийство. Похоже, это дело рук маньяка, – пояснил я.

– Скверно, – признала бабуля Нана, пристально глядя на меня добрыми карими глазами. Ее роскошная седина напоминала одну из тех салфеток, которыми она любовно украсила кресла в гостиной. – Вот до чего довели наш город эти политиканы. Иногда я подумываю, Алекс, что отсюда нужно уехать.

– Мне тоже такое порой приходит в голову, – признался я. – Но мы устоим, надеюсь.

– Да, мы, негры, устойчивы. Мы всегда были выносливы и умели страдать молча.

– Ну уж не всегда молча, – возразил я.

Для пущей солидности я вознамерился надеть старый твидовый пиджак, поскольку в связи с убийством наверняка придется общаться с белыми, а поверх – спортивную куртку. Так мне будет тепло.

На моей прикроватной тумбочке стоит фотография Марии Кросс, моей жены. Три года назад она была убита выстрелами из проезжающего автомобиля. Это убийство осталось в числе нераскрытых, как и большинство убийств в Саут-Исте.

Перед уходом я поцеловал бабушку, как это у нас повелось с тех пор, как мне исполнилось девять. Еще у нас принято говорить «прощай» на случай, если не случится больше увидеться. Так продолжается уже почти тридцать лет, с того самого времени, когда Нана взяла меня к себе в надежде сделать из меня что-нибудь путное. Благодаря ей я – следователь со степенью доктора психологии – живу и работаю в вашингтонском гетто, федеральный округ Колумбия.

Глава 2

Официально я числюсь начальником сыскного отдела – работенка, которую не назовешь иначе как «шум и ярость», как говаривали Шекспир и мистер Фолкнер. В иерархии вашингтонского полицейского управления я должен бы быть шестым или седьмым по значимости лицом, но это, увы, не так. Зато я обязан побывать на каждом месте преступления, число коих в округе Колумбия все растет.

Три полицейских автомобиля кое-как припарковались напротив дома 41-15 по Беннинг-роуд, подтянулась и выездная лаборатория – микроавтобус с затененными стеклами. Были здесь и «скорая помощь», и автомобиль с бодрящей надписью «Морг». Кругом сновали полицейские и санитары, по большей части лихие мужики. Любопытствующие пожилые дамы из соседних домов стыли на своих верандах, накинув зимние пальто прямо на пижамы и ночные рубашки, позабыв про торчащие во все стороны бигуди.

Дом, где произошло убийство, представлял собой обветшалое деревянное сооружение, грубо размалеванное голубой краской. Рядом стоял брошенный «шеветт» с разбитым боковым стеклом.

– Пошли спать, имел я их всех, – пробурчал Сэмпсон. – Воображаю, на что это похоже. Иногда я ненавижу свою работу.

– Зато я обожаю, просто тащусь от убийств, – съязвил я. – Глянь, какая славная подобралась компания: вон патологоанатомы в клевых прорезиненных костюмах, а там ребята из лаборатории. А это кто идет?

К нам вразвалочку приближался белый сержант в толстой сине-черной куртке с меховым воротником, державший руки в карманах.