Надо сказать, что в тот период, когда во Франции нагнеталась обстановка антисоветизма и шпиономании, даже в силовых ведомствах страны, как принято теперь говорить, были люди, которые сочувствовали и, если могли, помогали нам. Таким был и дивизионный комиссар Д. Он мог не ходить со мной к самолету, мог не разгонять журналистов, и во что бы вылилась без его присутствия их «беседа» с прибывшими, трудно представить.
Как я и предполагал, в вечерних и утренних выпусках многих газет' появились публикации о выдворенных из США советских гражданах. Они, как утверждали журналисты, нанесли «своей по; фывной деятельностью непоправимый ущерб обороноспособности США». Особо подчеркивалось, что в настоящее время эти люди находятся на территории Франции. Одни авторы обращались к правительству с требованием немедленно выслать их из страны, другие выражали уверенность, что органы безопасности не спускают с них глаз. Сообщалось также, что «шпионов» встречали дипломаты советского посольства в Париже.
Л в одной из газет' появилась фотография. По летному полю в окружении журналистов, вцепившись друг в друга, идут три человека — женщина и два мужчины. У мужчины, который в центре, шляпа надвинута на глаза и видна лишь нижняя часть лица, его руки заняты какими-то вещами. (На моей руке были шубы «шпионки».) Мужчина и женщина крепко держат его с двух сторон. Под фотографией подпись: «Советские дипломаты сопровождают „персону нон грата“». Так но воле какого-то, как теперь сказали бы, «папарацци», из встречающего я стал не только «шпионом», но еще и «персоной нон ірата». Впрочем, ни в одной публикации фамилии «шпионов» и дипломатов не назывались.
Что же такое героическое во имя Отчизны совершил наш завхоз, если американцы выдворили его в 24 часа, а французы для его встречи задействовали спецслужбы и мобилизовали журналистов?
Оказывается, но «данным» американской контрразведки, завхоз был «опытным вербовщиком, завербовал нескольких американцев для работы на советскую разведку». И «поймали» его на «очередной вербовке». На этот раз он «пытался привлечь к сотрудничеству с советской разведкой» владельца магазина хозяйствсгшых товаров, американца русского происхождения.
Завхоз действительно часто ходил к эмигранту за метлами и прочими необходимыми товарами. Почему к эмигранту, а не к кому-либо другому? Да потому что тот говорил по-русски, а советская разведка своего ценного «шпиона-вербовщика» другим, кроме русского, языкам не обучила. Американцу было приятно поговорить по-русски и выгодно иметь постоянного клиента. ИІІС раз, оформив покупку, они выпивали по рюмке-другой «Смирновской» или «Столичной» под соленый огурчик из русской лавки, что находилась по соседству. Так и создавались мифы о советском шпионаже.
На третий день после этой истории один из моих друзей на встрече сказал, улыбаясь: «Я узнал тебя, Базиль, на фотографии. Правда, что они шпионы?» Пришлось объяснить, как американские спецслужбы стряпают подобные дела. «Наши спецслужбы это тоже умеют», — ответил он.
При очередной поездке в аэропорт я зашел к комиссару Д. На этот раз он был в отличном настроении и, поздоровавшись, спросил:
— Отправили «шпионов» домой?
— Отправил, господин дивизионный комиссар, с вашей помощью. Перепугали их журналисты.
Комиссар открыл стол, достал бутылку коньяка, две рюмки. Выпили по тридцать граммов «за мир и взаимопонимание». Уходя, оставил комиссару бутылку «Столичной», банку икры, коробку «Мишек», а для внучки — матрешку.
Эта «шпионская история» вреда нам не принесла, и скоро о «персоне нон грата» мы вспоминали со смехом. Но были и другие истории подобного рода, которые иногда ломали советским дипломатам если не жизнь, то карьеру.
3. АРТИСТЫ ЕДУТ!
Этот возглас можно было часто слышать в стенах посольства и других советских учреждений в Париже во второй половине 50-х годов прошлого века. К радости и удовольствию советских граждан и парижан, туда приезжали известные советские творческие коллективы, небольшие группы эстрадных артистов и мастера искусств с мировыми именами.
Первым из артистов, с кем мне пришлось работать в Париже, был тогда еще молодой, по подававший большие надежды лауреат многих международных конкурсов, в том числе конкурсов на фестивалях молодёжи и студентов в Праге и Будапеште, виолончелист Мстислав Леопольдович Ростропович. Его имя, как выдающегося виолончелиста, стало особенно широко известно после его участия в 1950 году в международном конкурсе имени великого чешского виолончелиста Гануша Вигана. После этого его наперебой приглашали многие страны. Наконец пригласили и во Францию.
Несмотря на известность Ростроповича, только с помощью департамента культуры МИД Франции нам удалось договориться с организаторами гастролей, чтобы ему дали для концертов зал Плейель, не самый большой, но один из лучших и престижных залов Парижа. Это была большая удача и для Ростроповича, и для посольства: зал был всегда переполнен, а это дорогого стоит.