Явка с повинной

В трубке звучали длинные гудки. Нина вопросительно взглянула на следователя, и в это время резкий женский голос ответил:

— Да. Говорите.

— Позовите, пожалуйста, Аню, — сказала Нина.

— Я на проводе.

Лева не узнавал ни голоса Ани, ни голоса незнакомки.

— Добрый день, — читала по бумажке Нина. — Я слышала, вы интересуетесь брючным костюмом.

— Да, да. Вы от Ксюши? — голос подобрел, и Лева узнал Аню.

— Нет, но мне сказали… — сообразила ответить Нина.

— Верно. Не имеет значения, — Аня заговорила веселее. — Что вы можете предложить?

— Италия, — ответила Нина, — цвет морской волны, брюки с манжетами, карманы накладные.

— Что вы хотите?

Нина растерянно взглянула на Леву, тот, закрыв трубку рукой, подсказал:

— Сколько стоит.

— Рубль двадцать, — чуть запнувшись, ответила Нина.

— Надо взглянуть. Какой размер?

— Сорок шесть — сорок восемь.

Лева умышленно написал размер больший, чем Ане нужно, чтобы удобнее было прервать разговор.

— Милочка, — разочарованно протянула Аня, — я не доярка колхоза «Красный богатырь». Сорок четыре. Это максимум.

— Сорок шестой вполне приличный размер, — обиделась Нина. — Или вы балерина?

— Не балерина, — передразнила Аня, — но задница у меня сорок четвертого размера, и я не кормящая мать.

— Не подходит? — решительно спросила Нина.

— Сорок четыре, милочка, очень прошу…

— Оревуар, — Нина положила трубку, но Лева ее не положил и слышал, как Аня продолжала говорить:

— Минуту, милочка. Если у вас будет сорок четвертый…

Лева опустил трубку. Самое обидное, что эксперимент не дал ни положительного, ни отрицательного результата. Лева и узнавал и не узнавал голос незнакомки.

Хозяин кабинета сочувственно спросил:

— Не понял, Лев Иванович?

— Не понял, — согласился Лева. — Оставим как версию?

— Оставим, — следователь повернулся к Нине. — Спасибо за помощь, Нина Петровна. А сейчас вот вам журнальчик, — он взял с журнального столика несколько экземпляров, протянул Нине, — посидите в коридорчике. Мы тут кое-что обсудим, затем Лев Иванович вас проводит.

— Благодарю, мне пора на работу, дорогу я найду. — Нина смотрела независимо.

За последние сорок минут у следователя в третий раз изменился голос.

— Оставьте, Нина Петровна. Я вам сказал — подождите, и вы подождете. Лев Иванович вас проводит, купит по дороге цветы, я хочу, чтобы ваши сослуживцы видели, как он за вами ухаживает. В дальнейшем ни он, ни я не станем вам объяснять свои поступки. Помощь следствию не благодеяние, а священный долг каждого нормального советского человека. — Он четко выговаривал каждое слово, Нина стояла перед ним и выслушала все до конца. — Мы защищаем социалистический правопорядок. Жизнь человека священна, убийца должен быть выявлен и наказан. Один раз вы нам помешали, больше мешать не будете. — Следователь взял Нину под локоток, подвел к двери, открыл ее. — Сидите и ждите.

Лишь только закрылась за Ниной дверь, следователь будто потолстел, обрюзг. Тяжело вздохнув, он спросил:

— Понял, какие слова знаю? А ведь то не слова, — он взялся за графин, выпил два стакана подряд и извлек из кармана свой платок-полотенце. Усаживаясь в кресло, он вновь сопел, охал, морщился, в общем, страдал, словно великомученик.

— Женщины — публика тяжелая, — сказал он. Лева хотел улыбнуться, но, встретив серьезный взгляд, воздержался. — Ты, братец, умен, возможно, даже талантлив, да вот чувства собственного достоинства тебе не хватает. Что это ты девочке так с собой держаться позволяешь? Там, в вашей оперативной обстановке, ты можешь клоунаду разыгрывать, фигли-мигли разные. А уж коли здесь встретились, обязан держать себя достойно. Она ведь тебя чуть ли не ударить собиралась. А ты знаешь, кого бьют? Бьют только человека, который разрешает себя ударить.

— Не понимаю, — смущенно пробормотал Лева.

— Вижу. То и плохо, раз не понимаешь. Тебе доверено охранять людей. Доверено. Вдумайся. Ты не Лева Гуров, ты — это полковник Турилин, друзья по работе, вся наука, которая на нас работает, все — ты. Так и держись. Если убежден, что нельзя тебя ослушаться, убежден — хамить тебе невозможно, любыми глазами на человека гляди, он точно поймет, что ему позволено, что — нет. Силу за собой чувствуй, другие ее вмиг почувствуют. — И вдруг без всякого перехода спросил: — Как дальше-то жить будем? Что предпримем, товарищ инспектор уголовного розыска?

Лева хотел изложить свой план, вовремя вспомнил указание Турилина и сказал:

— Мне Константин Константинович запретил пока на ипподроме появляться.

— Костя? Испугался за тебя, значит? — Следователь снял телефонную трубку, начал набирать номер. — Сейчас мы с ним посоветуемся.

Лева не удивился, что следователь называет Турилина по имени. Все старики друг друга знают. Кости, Вани, Васи. Либо они вместе строили и копали, либо воевали. Все друг другу обязаны по гроб жизни. Если не один другого вытаскивал из-под огня, значит, тот вытаскивал из иного места его брата. Почему-то по служебным вопросам они разговаривали всегда сугубо официально, и Лева не удивился, когда, соединившись с полковником, следователь сказал:

— Константин Константинович? Здравствуйте. Из прокуратуры города…