Явление чувств

Шум... нарастает. Шёпот... с одышкой... нагнетает. Это не шёпот – ветер, не одышка – порывы ветра. Ветер нахлынул... рвётся в картину... треск: рвёт засохшую плеву... хруст: отколупывает разноцветную скорлупу. Шум... нарастает. Шорох – шершавеет воздух – окружает: зашныряла по дорожкам, по междорожью разношёрстная шелуха. Ветер (воздух заходил ходуном-ходуном, подстрекаемый пришлым шалым) дубасит стволы – буйный... треплет ветви – дерзкий... терзает макушки, отрывая листья, ещё живые, с жилами, с кровью в жилах, – бездушный... вздымает головки, мёртвые головки мёртвых цветов, стращая смертных и стращая смерть, – глумливый шалый... Шум... нарастает. Шелест – тушуется воздух. Шквалистый шелест... волна за волной... сжимается воздух. Шрапнель! Тучи капель прозрачных с ветром в серые плети сплелись. Плети шрапнели стегают пространство, застят прозрачность. Шквалистый шелест – волна за волной – оглушает. Это не листья. Ошалевшие падают листья... шарахаются – и падают... цепляются (зацепиться не за что) за воздух, воздуха промокшего ошмётки, – и падают, за память – и в памяти парят, вечно парят и не падают – и падают, не замечая, что падают... и шмякаются в беспамятстве... и шмякаются на твоё лицо, расплющиваясь, размазывая сопли, кровь, память по щекам, по губам, по глазам...

Шум... отступил. Шелест... улёгся... вместе с мёртвой листвой. Шелест... шелеста в воздухе шлейф. Падают листья... Шорох... шороха эхо. Это не шорох – шёпот, не эхо – одышка, трепета знак. Падают листья... и шепчут... и шепчут: "Она идёт..." Шепчут, словно она на свидание с ними идёт...

О чём ты думаешь, когда падают листья?..

Отчего... отчего так кружится голова? Я ещё мал, я ещё очень мал... Отчего так кружится голова? Меня оплетают, оплетают цветастые ленты круговорота, и в его пространстве, в этом призрачном коконе, обнимающем чувства и плоть, прямо напротив меня, близко-близко... кажется, близко-близко – её... но ведь я ещё очень мал... её разинутый рот. Он смеётся, и я словно наг перед этой разорванной смехом мякотью губ и словно льну, льну к этой раздвоенной мякоти губ. И в это наше пространство – моих глаз, её рта – обильно льётся лазурь... и обдаёт, обдаёт мою наготу нежностью и напитывает, напитывает нежностью нежность во мне, какую-то новую, непонятную нежность во мне...

– Юля! – голос Юлиной тёти нарушает кружение... обращает радужный призрак в смазанные витражи осени... разжимает Юлины пальцы и роняет нас потерявшихся (как осень – растерявшиеся листья) на остывшие листья, стеклянные листья.

– Юля!

Мы очнулись и поднимаемся на шатких ногах, и шарахаемся – случайно друг к другу – на шатких ногах. Что-то коснулось меня – но ведь я ещё очень мал – что-то неосязаемое, но волнующее плоть коснулось меня... Я знаю запах травы и пруда, и яблочный запах веранды, и жужжащий запах помойки в овраге. Они трогают нервы и отпускают, и забываются, чтобы однажды припомниться. Что-то коснулось меня и отозвалось во мне – но ведь я ещё очень мал – отозвалось во мне невыносимостью терпеть что-то в себе...

– Пока! – говорит она, смеётся она... и уходит. И уходит то, что коснулось меня. И во мне остаётся то, что коснулось меня. Это то – но ведь я ещё очень мал – это то, как она... как пахнет она... как пахнет она нагая...

О чём ты думаешь, когда падают листья?..

Это всегда во мне: "Приглашаю тебя на..."

Вижу себя в обрывке пространства, напоённого осенью. Во мне... предчувствие. Кажется, это прикосновение и есть предчувствие. Оно неожиданно и мимолётно. Об этом можно сказать: померещилось. Я чувствую, не могу себе ничего объяснить, но чувствую: я всегда буду в этом обрывке пространства, вечно. Это не моя осень. Моя осень та, что штрихует воздух графитным дождём, который смазывает лица и слова и оставляет меня мне. В том обрывке пространства – другая осень, та, которую нельзя не дарить...

Я посреди той осени. Хочу обмануть предчувствие. Сейчас я позвоню ей, и в моё пространство войдёт её голос и принесёт с собой, и разбросает по мгновениям лёгкие, короткие, обрывочные, как сами эти мгновения, эскизы. И в моё пространство войдёт она, а предчувствие испарится, будто его и не было... Что за дурацкая мысль: оно не испарится, оно спрячется... в узорах этих воздушных эскизов и незаметно будет гримасничать и смеяться надо мной... и вдруг, так же вдруг, как исчезло, объявится и возликует: "Больше я не предчувствие, но явь!" Что за дурацкая мысль?!

Сейчас я позвоню ей и скажу... я услышу её голос и сразу скажу:

– Приглашаю тебя на представление.

– Саша!.. Представление?! – воздух в ответ словно промокнёт акварельное пятно, алое акварельное пятно... в нём – улыбка. Воздух в ответ словно засветится светлячками, бирюзовыми светлячками... в них – улыбка.

– Посмотри в окно, – тихо скажу я.