Явление хозяев

– Это про Гедду, что ли? Чушь. Разве что изредка, для разнообразия… Но вообще-то госпожа Петина предпочитает мужчин. Не подумай, опять же, что это я ей в осуждение. Кто сказал, что женщина в расцвете лет, давно схоронившая супруга, должна коротать ночи в одиночестве? Или, вновь выйдя замуж, передать в чужие руки имущество и состояние, которым она нынче полноправная хозяйка? Я, заметь себе, к числу избранных счастливцев не принадлежу. Мои стихи Лоллия Петина любит бескорыстно. – Он снова наполнил кружку. – Но Мимнерм… а может, и Стратоник…

– А Вириат?

Феникс фыркнул так, что вино расплескалось по столешнице.

– Вириат! Вириата привлекает в этом доме вовсе не хозяйка. Ты что не знаешь, что он пытался купить Гедду? Ах, да, ты же недавно здесь. Он так привык на севере к тамошним белобрысым и снулым девицам, что ему теперь только таких и подавай. А между тем , кто может сравниться с южанками, то полными огня и страсти, – он с шумом отхлебнул, – то нежными и томными. И в Арете хватает красивых женщин, да что далеко ходить – в том же доме Лоллии Петины… ты заметил такую кудрявенькую, Салампсо ее звать – вот от кого бы я не отказался! И от других тоже… Но это страшилище! К тому же ростом не уступит мужчине. А долговязые женщины холодны в постели, это тебе всякий скажет.

– Она все же не лишена некоторых достоинств, особенно для человека на возрасте. Вдобавок Петина говорит, что она умна.

– Госпожа Петина говорит так по своей доброте…или желая выхвалить свое умение школить прислугу. В конце концов, дроздов и попугаев тоже учат произносить стихи, мартышек – носить платье, медведей – плясать. Кстати, о плясках – на неделе в театре Астиоха будут давать мим «Пиршества богов» – такого ты и в Мисре не увидишь… пусть и утверждают, будто по развращености Миср бьет все прочие страны…

Тут принесли бобы и козий желудок, и Феникс мигом забыл о любовных интригах Лоллии Петины и ее окружения. Сальвидиен, пожалуй, тоже. Его сейчас интересовал другое. Он думал об истце. Тот ведет себя как приверженец исконных имперских добродетелей, но имя выдает в нем провинциала. Однако к местной знати он тоже не принадлежит…

– Скажи мне, друг Феникс, Апроний Евтидем – уроженец Ареты?

Поэт с усилием проглотил бобы.

– Нет, вроде бы. Но обосновался здесь уже давно. Лет двадцать, наверное. А почему ты спрашиваешь?

– Просто из любопытства.

– Знаю я вас, адвокатов! Хотя… кто-то мне что-то говорил… Нет, забыл. Дай-ка по порядку. Он приехал вроде бы из Мисра, здесь женился, на приданом, но это уж как водится, жена умерла…

– Значит, родных у него нет.

– Нет. Многие, конечно, мечтают об его наследстве, но чтоб заслужить его расположение, придется им здорово потрудиться.

– Странно. Обычно, когда человек богат и занимает высокое положение, его родня хорошо известна. Чтоб он мог, например, выписать дальних родственников и сделать так, чтобы наследство не уплыло к самозванцам или посторонним. А если никого нет, значит дело нечисто. Я знаю множество примеров, когда подобные «богачи» в действительности оказывались нищими авантюристами. Но Евтидем ведь взаправду богат…

– Верно. Ты прав, пожалуй. Но, вероятно, все его родные уже умерли – лет-то ему немало. К тому же какой-нибудь племянничек имеет возможности разжиться его благодеяниями не больше, чем прохожий с улицы – старик черств, как прошлогодний сухарь. И все же… провались я в преисподнюю, есть у меня приятель, Ламприск его звать, он из Береникеи родом – вспомнил! Как и Евтидем. И он мне как-то рассказывал, что была какая-то скандальная история… после этого Евтидем в Миср и уехал. А вот что там было… я в тот день сильно напился, ничего не помню, прости.

– Чем занимается твой Ламприск?

– Он торговец кожами.

– Свободный, отпущенник? Если свободный, имеет ли имперское гражданство?

Любопытство Сальвидиена было не праздным. Торговлю могли держать и рабы, отправленные хозяевами на заработки. А имперское гражданство придавало показаниям свидетеля дополнительный вес, и немалый.

– Насчет гражданства – никогда не спрашивал. Но он человек свободный и полноправный, не отпущенник какой-нибудь, нос дерущий выше храмовых колонн. У него собственная лавка на улице Быка – Небожителя.

– И можно с ним встретиться?

– Можно. Только не сегодня. Он за товаром уехал.

– А когда вернется?

– Да кто его знает? Может, завтра, может, через месяц… я же не знал, что тебе загорится его повидать!

– И то верно, почтеннейший Феникс. Прости меня за настойчивость… и за то, что отрываю от еды.

Феникс снова ринулся на бобы, торопясь умять их, пока сало еще не застыло. Сальвидиен взирал на эту картину с определенным умилением. Он был молод, но достаточно опытен, чтобы понимать: время, затраченное на болтовню с Фениксом, вполне может пропасть зря, а замаячивший впереди выигрышный ход – оказаться пустышкой. И все же он не станет пренебрегать встрече с торговцем, приятелем сплетника-поэта. То, что возможный свидетель – торговец, очень хорошо. Арета – город, где любят торговцев.

* * *

– Почтеннейший Демохар. Уважаемые члены совета и граждане высокочтимого мною города Ареты.