Явление хозяев

Петина наверняка не подумала скрыть от нее завещание. А если Гедда и не читала его (что сомнительно), Петина не раз во всеуслышание повторяла, что Гедда получит свободу после ее смерти. Многие господа говорят такое, не задумываясь, слышат ли их рабы… а Петина также не скрывала, что намерена здравствовать еще долго. И если Гедда все же ознакомилась с завещанием, ей был известен наследник Петины. И, надо думать, она достаточно хорошо знала нрав Луркона, чтобы предположить – он не станет проводить тщательного расследования. И вряд ли озаботится тем, чтобы поступить с прислугой Петины по обычаю предков.

Нет, нет и нет. Мог ли родиться такой изощренный план в темной варварской душе? Сколько бы книг не вызубрила она наизусть, все равно она оставалась дикаркой, грубой, примитивной, как все они.

И как все они – жестокой.

Неужели она способна была притворяться столько лет, столько лет таить злобу?

Невозможно поверить.

Да и на что ей злобиться? Купив малолетнюю дикарку, Петина спасла ее тем самым от публичного дома либо арены, куда бы та скорее всего попала – даже рабским умом можно до этого дойти!

Хотя – на арене ей все равно пришлось побывать…

Она постоянно пребывала рядом с Петиной. При ее физической силе она легко могла бы разделаться с Петиной и бежать. Далеко не всех беглых рабов – и даже рабынь – удается схватить. Она этого не сделала.

Потому, что Сальвидиен напрасно подозревает ее? Или, потому что вовсе не хотела убегать?

Вириат.

«Мы уже давно любим друг друга».

Он говорил это с такой уверенностью… а ведь если это правда, значит, на протяжении предшествующего года они встречались… может быть у них были какие-то тайные знаки, письма. Петина не позволила бы Вириату приблизиться к Гедде у себя в доме, а покидала Гедда имение только по приказу хозяйки. Как же они договаривались?

Знаки… Внезапно, с отчетливой ясностью Сальвидиену привиделся камешек, который он держал на ладони. Тот, где были нацарапаны какие-то закорючки. Петина любила водить гостей к арене. Камень среди камней – что может быть естественней? Это не записка. Просто камешек, каких на дорожке полно. И так легко, прежде, чем положить его между плит, нацарапать потом условный знак.

Прямо под носом у Петины. И неважно, кто это придумал – Гедда или Вириат – который отрицал, что варвары глупы. Во всяком случае, все варвары.

На камне были проведены три линии. Гедда должна была провести в Гортинах три дня. Есть ли какая-либо связь?

И где был сам Вириат в эти дни?

Неизвестно. Известно лишь, что в городе его не было.

После гибели Петины к нему посылали, так же, как и к Сальвидиену – но слуги сказали, что хозяин уехал из Ареты.

Что, если сложить два и два?

Может быть, стоит съездить в Гортины, допросить рабов, управляющего? Этот Алким произвел впечатление человека пронырливого и не слишком храброго. Если он что-то видел, язык за зубами держать не будет.

А что, если она на это и рассчитывала?

Сальвидиен нужен был ей как свидетель того, что она уговаривала госпожу послушаться и не ходить на арену. А Вириат должен подтвердить, что все последующие дни она не отлучалась из Гортин. И он подтвердит. Какой свидетель – не раб купленный, не арендатор, а офицер имперской армии!

Неужели эта женщина предусмотрела все? Такого не бывает. Как бы тщательно не было продумано преступление, умный юрист всегда найдет, где преступник забылся или совершил ошибку.

Если оно было, это преступление.

Сальвидиен сознавал, что не может оставаться в области гаданий. Пусть это принесет ему одни неприятности. Он не Луркон, предпочитающий правду, которая была ему выгодна. Луркон прекратил дознание. Сальвидиен проведет его сам и узнает, была ли смерть Петины следствием злого умысла, или несчастного случая. И с холодной дрожью ощутил, что не знает, какая возможность для него предпочтительней – трагическая нелепица случая или преступление, которое, как бы ни было ужасно, свидетельствовало, что в нашей проклятой жизни есть какая-то логика.

* * *

Он забарабанил в дверь, почти ожидая услышать собачий лай. Но не услышал даже шагов. Впрочем, возможно, cтук заглушил их. Сальвидиен снова ударил бронзовым кольцом о дверь и отчетливо произнес :

– Эй, привратник! Передай своей хозяйке, то здесь Сальвидиен Басс, которого она знает. И что я здесь с дозволения благородного Вириата.

Прошло еще несколько тягучих мгновений, в течение которых Сальвидиен чувствовал себя чрезвычайно глупо, после чего дверь беззвучно – видно, петли были очень хорошо смазаны, приотворилась. Ступив на дорожку, присыпаную крупным речным песком, Сальвидиен обратился к открывшей ему привратнице.

– Я хотел бы повидать Гедду-вольноотпущенницу. Насклько мне известно, она живет в этом доме.

– Я внимательно слушаю тебя, почтеннейший Сальвидиен, – спокойно ответила она.