Явление Люцифуга

Подхожу я, значит, к этому звонарю, хлопаю его по плечу и говорю: «Ну будь другом! Хватит уже! Без тебя голова раскалывается!» Он как оглянется (а меня-то не видно!), как взвизгнет, и в обморок грохнулся. Вот ведь народ пошел нервный! А я же просто по-хорошему попросил! Спускаюсь я вниз, а старый козел, отец настоятель, на колокольню косится. Рано, наверное. Неужели ему этот грохот самому не надоел? Я присмотрелся – чуть со смеху не лопнул! Под глазом-то у него хороший такой фингал! Здорово его, видать, Эльза приложила! Молодец девчонка! Что ж, будет знать, кому грехи отпускать!

Наконец старый козел понял, что продолжения концерта не дождется, поднял руку и встал. Как я понимаю, хотел речь толкнуть. А может, просто положено приговор зачитать: они ведь цивилизованные и так просто, без церемоний, человека сжечь не могут. Ох уж мне эти законники и святоши! Народ сразу притих, ждет. Хоть бы одна сволочь вмешалась!

И тут моего Боню прорвало! Вскочил он на помост, всех растолкал. Вроде худенький такой, щупленький, а силы откуда-то взялись. Руками размахивает, глаза горят. Словом, «не подходи, убью»! Очень решительный молодой человек! Он мне нравился все больше и больше. Даром что монах!

– Братья! Селяне! – Монах явно не знал, к кому именно обратиться, и растерянно водил глазами по толпе.

– Брат Бонифациус! – строго загремел отец настоятель, недовольный тем, что церемония идет не по плану.

Монах вздрогнул и как-то съежился. Очевидно, обычно на этого тихоню стоило только повысить голос, как он успокаивался. Я уже было, грешным делом, подумал, что так оно будет и на этот раз. Но я недооценил Боню. Он встрепенулся, как мокрый воробей, расправил плечи и продолжил ораторствовать.

– Мы затеяли несправедливое дело, не угодное Господу! – заявил он. – Господь покарает нас за грехи наши!

Интересно, этих монахов всех так учат или это у него талант прорезался? Хоть сейчас в проповедники!

– Что ты говоришь, несчастный! – взревел настоятель, догадавшийся, что задумал его подчиненный. – Опомнись! Покайся, пока не поздно!

– Да он пьян! – крикнул кто-то из монахов. Уж не знаю, перетрусил он или решил спасти бунтаря.

– Нет! Это ты должен каяться. Ты, старый и похотливый… – Мой монашек запнулся, никак не решаясь произнести подходящее слово.

– Козел! – закончил за него звонкий голос. Это Эльза, умудрившаяся не потерять самообладания, решила подсказать своему нежданному защитнику.

В задних рядах толпы раздались смешки, а настоятель сделался багровым. Честное слово, я думал, он сейчас лопнет от злости. Но, к несчастью, этого не случилось.

– Вот-вот… – согласился Боня и продолжил окрепшим голосом: – Наущаемый дьяволом, поддавшись греху, ты посягнул на эту прекрасную, целомудренную, благочестивую девушку! Ты оклеветал ее вместе с презренным греховодником бургомистром, которого черти вечные времена будут мучить в геенне огненной!

Все-таки сказывается монашеское воспитание. Дьявол-то обо всем этом ни сном ни духом. Да и у чертей будто других занятий нет, как мучить этого жирного борова. Нашел садистов! Но речь, надо сказать, была сильной. Народу тоже понравилось, и среди собравшихся пронесся ропот. Наверное, наклонности настоятеля и бургомистра не были ни для кого тайной за семью печатями.

Пользуясь возникшим замешательством, Боня бросился к столбу и принялся распутывать веревки, которыми была привязана Эльза. Хоть бы нож прихватил, раз уж ты такой рыцарь! Это он, конечно, сделал зря. Если бы монашек продолжил свое выступление, может, что-то и вышло бы. Отсрочка какая-нибудь, новое разбирательство. А тут…

– Схватить его! В него вселился нечистый! – завопил опомнившийся настоятель. – Связать! Эта ведьма его околдовала!

Драться Боня, увы, не умел. Я еще подумал: не подучить ли его немного? А то почти взрослый мужик, а с ним кто угодно справится. Солдаты и другие монахи его в два счета связали. Нельзя сказать, чтобы все делали это с большой охотой (один старый монах прошептал даже: «Ну что же ты так, брат Бонифаций»), но получилось у них споро.

– Этого – в монастырскую тюрьму. Пока, – зловеще произнес старый козел, и его тон не оставлял сомнений в дальнейшей судьбе брата-бунтаря. – А теперь…

Очевидно, он хотел, чтобы экзекуция продолжалась, но связанному монаху никто не догадался заткнуть рот. Это было ошибкой. Отчаявшийся Боня решил, что, раз уж ничего другого не остается, нужно прибегнуть к последнему средству.

– Явись, Люцифуг! – завыл он. Я даже вздрогнул. Каюсь, так увлекся этой сценой, что даже забыл о той роли, которую должен сыграть. – Явись, заклинаю тебя! Трусливый и лживый демон! Ты поклялся своими рогами, копытами и хвостом, что освободишь Эльзу. Явись, презренное отродье, иначе я буду мучить тебя страшными словами… – Тут кто-то догадался вставить ему кляп, и Боня не смог довести до конца свою угрозу (ах, как я испугался!).