Явление народу

Морочко Вячеслав Явление народу

Вячеслав Морочко

ЯВЛЕНИЕ НАРОДУ

Светлой памяти Бориса Иосифовича Короля посвящается

Вместо предисловия

По-английски "художественная литература" звучит как "фикшн", и означает если не "фикцию", то уж "вымысел" - точно. Наш читатель отдает предпочтение "реализму", то есть "художественно обработанной правде-матке". Он не станет тратить время на вымысел "Напридумывают черте что!" - а то и обидится: "Дурят нашего брата!". Но если объяснить уважительно: "Вы уж не обессудьте, - мы немножечко выдумали"... - может и снизойти: "А ну, поглядим, что тут нафантазировали!" В России вымысел почему-то всегда настораживает: "Уж больно мудрёно! Не знаешь, чему и верить." А коль "злополучная девка-фантастика" все же нет-нет да покажется, надобно загодя предупредить, наперед повиниться-покаяться: не вводить же честной народ в заблуждение. Он у нас самый читающий и справедливый... не ровён час, а ну как, "не разобрамшись", возьмет, да "наедет"!

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Утром, когда люди спешат на автобусы, в электричку, метро, только кажется, что они быстры и легки. Они еще не освободились от пут. Душа человека, как мотылек, выбирающийся из кокона сна, то плавными полуживыми, то судорожными движениями расправляет многажды сложенные хрупкие крылья. Живые ручьи сливаются в транспортные потоки, где, ввинчиваясь в пространство, люди продолжают рвать, стягивать свои липкие путы, запутываясь мимоходом в чужих: совершается "утреннее рождение". Ибо СПЯЩИЙ выпадает из жизни. И хотя смерть его не подтверждается официальными актами, но такого, как был, его уже нет и не будет: под утро очнется другой человек, похожий на прежнего так, как похожи меняющиеся поколения: преемственность моды и знаний бывает не только при смене веков... - при смене всякого дня, в судьбе каждого из живущих и живших. Говорить о бессмертии так же нелепо, как о живом существе, у которого кровь обратилась в стекло, а нервные токи стекли в глубь земли. Но жизнь порождают не сны, а звенящее коловращение времени, точно скрипы, старинных часов или шорох смыкания нежных контактов в шкафу автоматики. Дело даже не в звуке, но - в изменении состояния времени. Как сталь от ничтожных добавок обретает легированность, так утро - "легированное" привилегированное состояние времени - "время рождений". БЫЛ утренний "пик". С каждой станцией в метровагоне становилось теснее и тише. Молчание недоспавших спрессованных тел неслось мимо редких огней в громыхающих недрах земли. Ну а после "Текстильщиков" вообще стало трудно дышать. Когда поезд вышел наружу, тишину разорвал детский плач - хлесткий крик новорожденного. Пассажиры искали глазами: казалось, кричит кто-то рядом. Но как только звук оборвался, люди прикрыли глаза и решили, что им померещилось. И еще многим чудилось, что у них по ногам кто-то ползает: то ли щенок, то ли кошка. Лишь в "Китай-Городе" легче стало дышать. А на "Беговой" почти все пассажиры сидели с прикрытыми веками. Оказавшаяся в тот час под землею, загнанная "проклятущей толпенью" и не дремавшая из-за бессонницы старая бабка, приметила наискосок от себя краснощекого мальчика лет этак двух с "дипломатиком" в ручке, одетого прямо по взрослому в "кожанку". "В этаку рань дите поднимает!" - думала старая неодобрительно о сидевшей возле ребенка молодой модно стриженой даме с кружевами на вороте. Но когда "кружевная" на станции вышла, бабка совсем растерялась: "Да слыхано ли оставлять малолеток в метро?!" оглянулась, ища у людей понимания, но пассажиры дремали, и никому до ребенка не было дела. Старая женщина покряхтела, привстала, сделала несколько неуклюжих шажков по "игравшему" полу и, плюхнувшись на сидение рядом с "малышкой", только-только хотела спросить "с кем ты едешь?"..., да прикусила язык, обнаружив, что парню - никак не два года: все десять, а то и тринадцать - в смущении перекрестилась, вернулась на прежнее место, прикрыла глаза "Одурела я, Господи, что ли?", открыв их, однако, была еще более удивлена: два похожих как близнецы молодых человека дремали напротив. На "Полежаевской" один из них вышел. А на следующей остановке вышла старушка. Когда поезд тронулся, ей показалось, что тот, кто остался, рухнул спиной на сидение: оглянувшись и не увидев его, старая женщина перекрестилась опять.

ГЛАВА ВТОРАЯ