Тем временем новичка обступили аборигенные обитатели сего пристанища жуликов и мошенников. Это напоминало встречу собачьей шайки с незнакомым псом, но псом серьезным, крупным и кусачим. Задираться никто и не думал и не смел. Впрочем, скоро все успокоилось и вновь прибывший занял свое место.
Прошло некоторое время. Михаил оказался не очень разговорчивым, камерная шушера его не допекала, если кто-то пытался лезть к нему с разговорами, то Ходаковски просто осаживал их своим холодным насмешливым взглядом. Такое поведение с его репутацией мошенника и убийцы, привело к тому, что его стали просто боялись и сторонились. С такими деньгами, он явно мог оторвать любому башку, даже самому крутому. Единственно к кому он относился нормально и считал за человека, так это к новоявленному Билу Гейтсу, хотя последний не навязывался к нему в друзья. Они даже немного разговаривали, хотя компьютерщик не особо его чтил и не стремился с ним сблизиться. Он не любил людей умнее или успешнее себя.
Перед самым освобождением они, наконец, разговорились. Было уже поздно, свет лампочки нагонял тоску. Ходоковский подошел к кровати, на которой сидел компьютерщик.
– Я давно хотел спросить, что ты в тюряги паришься, а не на зоне? У тебя же статья не серьезная? – спросил он программиста.
– Я здесь делал с месяц назад сеть и обслуживаю её сейчас. Меня начальник тюрьмы сам притащил, пообещал, что мне зачтут пребывание в тюрьме в срок. Я-то ему сеть делал и настраивал, а он это оформил, как будто нанимал людей, и те вроде бы делали, а деньги себе в карман положил. Я тоже не в накладе,– ответил тот неохотно.
– Понятно, мелко плавающее жульё, – в раздумье произнес Ходаковский, и, как бы встрепенувшись, спросил. – А как тебя звать, а то тебя все Билом Гейтсом кличут?
– Зовут меня Юрием, фамилия моя Железков. Фамилия не знаменитая, даже непонятная: то ли от слова железо, то ли от слова железа, – и, почесав затылок, спросил. – Вот ты тут сидишь. Вроде человек богатый. Очень богатый. У нас же так: тех, кто мало украл, ссылают в Сибирь, а тех, кто много – в Лондон. Что ты здесь точишь? Вон, Подберезовик, туманный Альбион топчет, а ты камеру меришь? Что, он умнее тебя или границу не мог пересечь?
Насмешка сморщила его губы, и ироничные весёлые огоньки заплясали в его глазах.
– Нет, стал слишком богатым и опасным…
– Что, властям не угодил или не поделился?
– Нет, есть силы помогущественней президентов.
– Это что: Опенгеймеры, Морганы и Ротвейлеры?
– Да, они слишком боятся потерять власть над миром. Конкурентов они душат на корню.
– Понятно, – вновь усмехнулся Железков, – тебя и на Западе бы угробили. Тут хоть кормят свои, каждый день тебе прут. Кстати, век уже другой. Их можно замочить.
– Да брось ты, – Ходаковский махнул рукой и пошел на свою шконку.
–Напрасно ты так думаешь, – добавил компьютерщик, – на свете столько озлобленных дураков. Покажи им только цель.
Через неделю Железков покинул гостеприимную тюрьму, ещё через неделю на многих сайтах появилось послание, в котором красочно и с ужасом описывалась ситуация, что существует на земле и к чему движется человечество. Это было бы обычным злым и пустым сотрясанием воздуха, если бы в конце его не были бы названы виновники, сильные мира сего, воротилы финансового мира, и призыв: убить Опенгеймеров, Морганов, Рокфеллеров…
Ещё через неделю был действительно убит человек из клана Опенгеймеров, очень скоро – ещё двое из клана Морганов… Началась охота на тайных правителей сего мира.
Впрочем, это была шутка, которую не понял никто, поэтому шутник был убит, но затем были ещё трупы Рокфеллеров и Ротшильдов…
Так заканчивался век рыб, век Христа и Магомеда. Наступал век водолея. Наступал век новых богов и властителей.
P.S. Прошло пятьдесят лет…
Монах