— Если ослабить влияние цыган в Москве, если власть сконцентрируется в руках Алексея Ивановича — возможно… Если он станет во главе всего их нищенского бизнеса, он прикажет, чтобы Лешу оставили в покое. У меня тоже есть сомнения. Но я считаю, что надо сделать хоть что-то. И посмотреть, что будет.
Где-то вдалеке завыла сирена «скорой помощи». Залаяла собака. Дети вопили все громче и радостнее. Наверное, лупили кого-нибудь.
Мой привычный мир — он так близко… И так далеко! Почти недосягаем. Чтобы попасть туда, надо пройти сквозь огонь и кровь. И бросить кольцо в жерло Ородруина.
Оставшиеся часы мы сидели в молчании. Софья, как мне казалось, дремала, держа на коленях автомат. Какие тонкие у нее руки! Какие нежные! Даже странно видеть в этих руках — орудие убийства… Вдруг она распахнула глаза — широко-широко, как разбуженная средь бела дня сова.
— Едут…
У меня сердце рухнуло куда-то в желудок.
Я тоже услышал шорох шин по гравию.
В узкий проем между складами въезжали машины. Две — справа. Три — слева. Из них начали выходить люди. Я узнал Кривого. Казалось, он не держится на ногах. Из машины его буквально выгружали телохранитель и Юраш. В свободной руке у Юраша был черный дипломат.
Я завороженно наблюдал, как Кривого окружают. Его телохранитель выглядел испуганным. Юраш злобно сверкал глазами, похоже, он готов был драться за своего хозяина когтями и зубами, убивать, пока его самого не убьют.
И тут Софья начала стрелять.
Два первых выстрела прозвучали с таким маленьким промежутком, что люди внизу не успели отреагировать на первый, когда раздался второй… Двое упали. Оба — цыгане. Остальные рассыпались, прячась за машинами и вытаскивая оружие. Шарили глазами по сторонам, пытаясь определить источник выстрелов. Я видел, как телохранитель Кривого шарахнулся в сторону и присел у машины. Видел, как Кривой неловко сползает по стене. Мне показалось, она и его подстрелила… Юраш пытался прикрыть его своим худым, жилистым телом.
Следующими тремя выстрелами Софья пригвоздила к земле еще троих. Но остальные поняли уже, откуда стреляют. И принялись стрелять в ответ.
Пули влеплялись в кладку снаружи и влетали в окна… Свистели над моей головой… Ударяли в стены и осыпали меня розовой кирпичной пылью…
Я упал на пол и накрыл голову руками.
Я сжался в комочек, стараясь сделаться совсем-совсем маленьким и незаметным.
И я слышал, как время от времени сухо потрескивает автомат в руках Софьи.
Не знаю, сколько времени это продолжалось.
Вечность?..
На самом деле, наверное, всего несколько минут.
Потом все кончилось и наступила тишина.
А я все лежал, не в силах даже шевельнуться.
Лежал и ждал контрольного выстрела в голову.
Я был уверен, что Софья — мертва.
Что сейчас к нам на чердак поднимаются озлобленные киллеры…
— Все, Костя. Вставай. Все кончено, — услышал я тихий голос Софьи.
Я поднялся.
Солнечный свет резал глаза. В воздухе кружилась розовая пыль. Софья была бледна и печальна. Но — вполне жива… И я тоже — жив.
Я почувствовал, что весь облился потом. Из глаз текли слезы. Руки и ноги тряслись. К горлу подкатывала тошнота. Я украдкой посмотрел на свои брюки. К счастью, я хотя бы не обмочился со страху.
Да, не получится из меня героя… На экране и на сцене я умею изображать их весьма внушительно. А в жизни — говнюк!
— Спускайтесь! — прозвучал бодрый голос Кривого.
А затем послышались выстрелы.
Я еле подавил в себе желание снова кинуться ничком на пол… Но Софья спокойно стояла у окна и смотрела вниз. Значит, стреляли не враги. Тогда — кто?
Я заставил себя сделать несколько шагов к окну и опасливо выглянул.
И увидел, как Кривой добивает выстрелом в голову последнего из раненых, кто еще шевелился.
Как меня не вырвало — не понимаю до сих пор!
Но — не вырвало. Обошлось.
Мы спустились.
Кривой вполне уверенно стоял на ногах. Значит, его слабость была притворством. В воздухе чувствовался ужасный запах: крови, дерьма и мочи. Возле двери, из которой мы выходили, лежал мужик в роскошном костюме. Голову ему разнесло выстрелом, и ступени были забрызганы чем-то бело-розовым… Мозгами?!
Кроме Кривого, в живых оставался только Юраш.
Шофер и телохранитель были убиты.
Я не стал спрашивать, кто их положил — Софья или сам Кривой. Буду надеяться, что Кривой. А правду знать не хочу.
Софья сжимала автомат так, словно готовилась снова стрелять — если что… Не доверяла Кривому?
А Кривой смотрел на Софью таким странным взглядом… Что мне стало как-то не по себе. Тревожно. Мне почудились в его взгляде восхищение, и нежность, и даже… Любовь? Старательно скрываемая? Любовь, в которой не смеешь признаться? Все те чувства, которые мне и самому были знакомы, которые я и сам к ней испытывал…
Может быть, мне показалось? Будучи влюбленным, я считаю, что и прочие обязаны испытывать влечение к предмету моих чувств?
Но — нет. Он действительно ТАК на нее смотрел.
К счастью; она ответила ему тем абсолютно безразличным взглядом, которым раньше пугала меня.
— Я восхищен, — тихо сказал Кривой. — Я преклоняюсь перед вашим профессионализмом, Софья Михайловна.