Явочная квартира

Она принесла из другой комнаты два больших альбома и начала их листать. Тем временем горничная подала на подносе кофе. Ей под сорок, отметил про себя Алламбо, - Португалка, должно быть. Грузная, лицо тяжелое, невыразительное, глаза потуплены.

Мадам Лашом переворачивала страницы альбома, то и дело бросая взгляд на снимки, привезенные Алламбо, сравнивала, хмурилась, покачивая головой. Наконец подняла глаза:

- Одну нашла - так я и думала, август позапрошлого года. Мы стояли на якоре в бухте Аяччо, Жак Дютилье снял нас вдвоем. Взгляните.

Она протянула альбом Алламбо. Лашом с женой стояли рядом на палубе, он в плавках, она - пляжном костюме. Позади видны были мачты и оснастка других яхт. Изображение Лашома на русской фотографии было идентично этому.

- А второй снимок?

- Не могу найти. Может, его в альбоме и не было. Мы наклеиваем только лучшие.

- Негативы сохраняете?

- Да.

Лашом пошел к бюро в дальнем конце комнаты, выдвинул один ящик и вернулся с ним к столу. Его жена сказала уверенно:

- Кто-то тут побывал. Раньше ящик был до отказа забит негативами, лишними отпечатками, всякой ерундой, а теперь тут просторно.

Минут двадцать они втроем просматривали снимки, разворачивали и смотрели на свет рулоны фотопленки. В конце концов Лашом подвел итог: Некоторые негативы пропали. В том числе и тот, который мы опознали. И второго, где я в профиль, тоже нет. По-моему, это все объясняет.

- Я бы хотел знать, кто работал здесь с тех пор, как сделаны фотографии на яхте.

- Только Мария, она и сейчас работает.

- Другая прислуга приходит время от времени?

- Никогда, - сказала мадам Лашом, - Этот дом для Антуана убежище. Приемов здесь мы не устраиваем, поэтому с местными поставщиками провизии дел не имеем. Гостей не приглашаем - разве что одного-двух самых близких.

- А для мелких работ никого не приглашали? Декораторов, к примеру, или водопроводчика?

- В последние два года - никого.

- Может быть, взломщики побывали, пока вы были в Париже?

- Невозможно, разве что у них оказались наши ключи. С тех пор, как я в правительстве, на всех дверях секретные замки.

- Давно у вас Мария? Что вы о ней знаете?

- Лет десять, - ответила мадам Лашом, - Поступила к нам через агентство сразу, как приехала из деревни, с юга Португалии. Работает хорошо. Замкнутая, неразговорчивая.

- Друзья у неё есть?

- Нет, насколько я знаю. Никуда она не ходит, раз в год уезжает в отпуск в свою деревню.

- Пропадают у вас деньги, мелкие вещи какие-нибудь?

- Никогда, я бы заметила.

- Но в этой комнате никто, кроме неё и вас не бывает. Придется с ней поговорить.

- Ступайте в столовую, - предложил Лашом, мы её к вам пришлем.

Мария сидела на кончике стула - типичная крестьянка, упрямая, глаз не отводит от собственных колен, руки стиснуты, отвечает односложно, на плохом французском.

Нет, она не брала ни снимков, ни негативов. Нет, мсье, она честная женщина. Да, она понимает, что её могут депортировать, если она сделала что-то плохое. Но зачем ей брать фотографии? Господа всегда с ней хорошо обращались, много лет, она не стала бы причинять им вред...

Но, может быть, кто-то - журналист, к примеру - предложил хорошую цену за снимки? Для газеты они очень даже интересны - это ей понятно? Да, понятно, но никто никаких денег не предлагал.

Так, может, у неё есть соображения, кто и как мог получить доступ к бюро, где хранятся негативы? Нет, мсье, она не знает. Может быть, рабочие приходили? Возможно, но ей об этом ничего неизвестно.

Поговорив с Марией минут пятнадцать, Алламбо пришел к выводу, что она лжет. Еще через полчаса убедился, что ему не пробить её тупое упрямство.

- Усвой это как следует, - сказал он, наконец, - Если выяснится, что ты скрыла правду, тебя наверняка вышлют из страны, а то и в тюрьму посадят за кражу. А вот если придешь ко мне и расскажешь все как есть, тебе ничего не грозит, господа тебя простят. В конце концов это же не преступление взять пару снимков. Нам только надо выяснить, кому ты их отдала.

- Не знаю я ничего.

- Это я уже слышал. Но подумай хорошенько, чем ты рискуешь. Когда вернешься в Париж, позвони мне, и мы ещё раз побеседуем, - Алламбо протянул Марии свою визитную карточку.

- Да, мсье.

Глаза по-прежнему опущены, руки плотно сжаты, губы стиснуты в прямую линию.

Алламбо пришла в голову ещё одна мысль:

- Может быть, тот человек, который купил фотографии, угрожал расправой в случае, если ты кому-нибудь проболтаешься. Даю слово - ты будешь под защитой, он не причинит тебе вреда.

- Мне нечего бояться, мсье.

- Ладно, просто подумай...

И на том Алламбо беседу закончил. Супругам Лашом он сказал, что уверен в виновности Марии.

- Пожалуйста, обращайтесь с ней, как обычно, но позвоните мне, если услышите, что она договаривается с кем-то о встрече. Она, вы сказали, как правило, никуда не выходит? Тем легче заметить, если правило будет нарушено.

И, распрощавшись, он сел в машину, где его дожидался Ледюк, и укатил в Париж.

Супруги Лашом тоже решили вернуться.

- Мне как-то не по себе из-за этой истории, - призналась мадам Лашом, - Лучше поедем домой, сходим вечером куда-нибудь.