Всякий, кто говорил что-то против сала или шутил по его поводу, неизменно набирал популярность. Проклятущая оскорбительная назойливая реклама американского сала в течение двух лет достала абсолютно всех. Не осталось ни одного украинца, даже на Западе, кто бы уже тысячу раз не проклял это сало и эту рекламу, кто бы не плюнул в сердцах в ее адрес.
Алла и Николай хохотали до упаду, читая сообщения из Интернета об очередных конфузах Ищенко.
— Алка, выходи за меня замуж, — неожиданно сказал Николай. — Правда, не смогу я уже без этих твоих глаз и твоего смеха.
Алла счастливо улыбнулась и сказала «да».
Тот вечер в Днепропетровске получился. И когда после ужина они вернулись на пароход в свой двухместный люкс, Николаю удалось легко убедить Аллочку, что «статью она напишет завтра утром».
И правильно. Николай на самом деле хотел сделать предложение на своей малой родине, в Запорожье, прямо на острове Хортица, прямо на кургане Святослава. Но как в воду глядел. На следующий день было не до предложений.
— Там был целый «КамАЗ», нагруженный тротилом, почти десять тонн, представляешь, — взволнованно объяснял Николай. — В подземном переходе на Пушкинской площади, в Москве, всего три кило тротила было, а убило двенадцать человек да пятьдесят ранило, а здесь — десять тонн, десять тонн тринитротолуола, ты представляешь? Всю казарму с нашими ребятами, всю трехэтажную казарму одним разом, как корова языком! Обезображенный труп одного нашего сержанта вообще нашли потом на крыше американского солдатского клуба, а это в восьмистах метрах от эпицентра взрыва.
— Ужас, — качала головой Алла, — это просто ужас.
Интернет пестрел страшилками. Часто мелькала фотка, явно с мобильника кого-нибудь из америкосов: четыре длинных ряда тел на взлетной полосе, накрытые брезентом, да выгружаемые из самолета, привезенные на Украину гробы.
— Вот и съездили наши ребята в загранкомандировку, — угрюмо пошутил Николай.
— Что? — не поняла Алла.
Она писала очередной пресс-релиз. Их пароход «из варяг в греки» плыл вниз по течению, и следующая пристань, где должны были пройти концерт и митинг, — Запорожье.
— Это я анекдот про бабушку вспомнил, — пояснил Николай. — Бабушка на рельсах сидит, ей трамваем ноги отрезало, а она и говорит толпе, что вокруг собралась поглазеть: «Вот я и сходила в булочную».
— Плохой юмор, — сказала Алла, не отрываясь от ноутбука, — я такое не люблю.
— А меня любишь? — обнял жену Николай.
— Я думаю, неплохо бы завтра на концерте, чтобы ребята из «Любэ» или из «ДДД» спели бы что-нибудь старое афганское, еще из советского репертуара, а потом бы и наш генерал выступил… Очень бы душевно получилось, а?
Получилось душевно.
— В Афганистане, в «черном тюльпане»… — пел со сцены лысый бард, по образованию доктор, а по душе — певец, гитарист и вообще парень хоть куда!
— В Афганистане, «в черном тюльпане», — подпевала барду толпа.
— С водкой в стакане мы молча плывем над землей, — пел красивый лысый бард.
— Черная птица, через границу…
— К нашим станицам везет ребятишек домой, — подпевала толпа.
Над морем стоящих перед сценою людей светлячками загорелись зажигалки и экраны мобильных телефонов.
Даже многое повидавший на своем веку Николай не удержал скупую мужскую слезу.
А потом на сцену вышел Владимир Семенович. Речь ему писала Алла, но Колея, похоже, решил от себя, от души.
Генерал вышел в форме. В десантной форме — в зелено-песочного цвета «афганке» восьмидесятых и с орденами на груди.