– Кто начал? – искаженный хрипотой голос словно прибивает к земле, и я устремляю взгляд на мужика, от которого за версту веет опасностью.
Воздух сжимается и не проходит в легкие, словно его выкачали из помещения, а исходящая агрессивная энергетика парализует все тело. Надо мной нависает бритоголовая скала из мышц, покрытая татуировками, а лицо скрыто железной маской. Взгляд угольно-черных глаз устрашает своей дикостью. Желтая форма и оглушающая вокруг тишина указывают на одно – передо мной стоит Зверь.
– Так кто это сделал? – повторяет и пинает кусок уха в мою сторону. Поднимаюсь на ноги и смотрю ему прямо в глаза. Я привык провоцировать опасность, и сейчас делаю это на автомате. – Поприветствуйте новичка, – дает приказ своим шавкам, отстраняясь назад.
Толпа из местных дикарей окружает и теснит меня. Ни слова не говоря, бугай резким выпадом впечатывает в мое лицо костлявый кулак. Я не замечаю, как оказываюсь на полу. Мне начинают прилетать беспощадные удары, взрываясь по всему телу острой болью. Я стараюсь прикрыть голову руками, но по онемевшим вискам понимаю, что это бесполезно. От очередного пинка поясницу пронзает резью. Глухой сдавленный звук вырывается из моего окровавленного рта, пока я пытаюсь поставить блок, но не успеваю, и что-то тяжелое разбивается о колено, пронзая его тупой болью.
– Хватит, – спокойно, как ни в чем не бывало, басит Зверь, и все моментально расступаются. – Встань, – новый приказ, на этот раз мне. Конечности парализованы нервной судорогой, но стиснув зубы, присаживаюсь, опираюсь на одно колено и медленно поднимаюсь. Зверь делает шаг навстречу и кладет руку на мое плечо, крепко сжимая его. – Вот теперь, парень, твоя задница в моей банде. Ты явно из желтых рядов. Белый Тайсон, – усмехаясь, главарь упырей небрежно взъерошивает копну моих волос. Его злорадный смех прорывается сквозь намордник гулким эхом. А в сумасшедшем взгляде читается азарт. – Идем, подлатаем тебя, – хлопает по спине и подталкивает вперед.
Толчок болезненно отзывается во всем теле, отчего я оступаюсь и неудачно подворачиваю правую ногу. Режущая боль стрелой пронзает колено. Но дискомфорт отходит на второй план, когда он обнимает меня рукой, сжимая плечо мертвой хваткой.
– За что ты сидишь? – Перекатываю во рту сгусток крови и сплевываю его.
– Тебе лучше не знать, – чеканит зверюга. В нем чувствуется стержень. В каждом движении читается уверенность и господство над всеми. – А ты отчаянный малый, мне нравятся такие. Теперь тебя никто не тронет. Хотя после твоего зверского нападения на нигерское ухо, ты бы и без моей помощи продержался среди этих гондонов.
– Давно сидишь?
Боль в колене мешает нормально передвигаться, но мне приходится идти. Покоящаяся на моем плече рука зверя не позволяет остановиться.
– Давно ли я сижу? Дай-ка подумать, – он открывает дверь в светлую комнату, и я не спеша прохожу внутрь, – десять лет. Можно сказать юбилейный экземпляр.
– Сколько осталось?
– Слишком много пиздишь, юнец. – Заваливается в стоящее в углу кресло. – Пожизненное у меня. Располагайся, – указывает мне на кушетку.
– За что на тебя намордник натянули? – Пропускаю его угрозу мимо ушей. Больно интересный персонаж.
– Кусаюсь я. Сильно. Перегрыз глотки минимум десяти надзирателям. В прямом смысле, Белый. – И я ни капли не сомневаюсь в его словах. Мощные руки Зверя готовы переломать любые кости. А огромные мышцы словно выточены из стали. – Хорош пялиться, Белоснежка, – усмехается. – И ты подкачаешься, срок-то не маленький дали.
Нас прерывает вошедшая женщина. Ее медные волосы выделяются на фоне белого халата, длина которого слишком консервативна.
– Снова издеваешься над молодыми? – шутливо подмигивает Зверю и, соблазнительно покачивая бедрами, надевает перчатки.
– Сама знаешь, воспитываю, – ехидно выдает Зверь.
Она ловко осматривает меня умелыми ручками, параллельно делая записи в карточке.
– Ну что, боец, – подводит итог, заполняя журнал, – как минимум два сломанных ребра. Точнее покажет рентген. Сильный ушиб колена, завтра выпишу тебе мазь. На рассеченную щеку необходимо наложить шов. Ну и по предварительным данным, сотрясение, скорее всего средней тяжести. Об это свидетельствует заторможенная реакция зрачков.
Откладывает тетрадь с ручкой в сторону и приступает к моей починке. Через полчаса экзекуций рыжая кокетка отстраняется и снимает с себя окровавленные перчатки, выбрасывая их в урну. Пока она копошится в шкафу, я пытаюсь прийти в себя, сидя на кушетке. Щеку неприятно стягивает шов, а мутная голова начинает гудеть от боли. Мне явно требуется отдых.
– Выпей, – протягивает в стаканчиках лекарства и воду. Я недоверчиво окидываю ее взглядом. – Тебе надо снять напряжение и боль. Будешь спать как младенец, – улыбается накрашенными губками.
Скала поднимается с кресла.
– Пей, тебе говорят.