Язон четырех морей

– Я сразу готова была дать руку на отсечение, что это так, но тебе пришлось потратить немало времени, чтобы в этом убедиться! Итак, вы любите друг друга… и единственное решение, которое вы нашли, это… что за глупые слова ты произнесла?.. Прощание навеки? Так?

– Именно так!

– Тогда не из чего выбирать: либо вы не любите друг друга так, как вы представляете, либо вы недостойны жить!

– Но он женат… и я замужем!

– Ну и что? Я тоже замужем, правда, в некоторой степени, но тем не менее это факт. Где-то находится некий Гамелен, так же, как где-то находится некий князь Сант’Анна. И ты хотела бы…

– Ты не можешь понять, Фортюнэ, – прервала ее Марианна. – Это не одно и то же.

– А почему это не одно и то же? – спросила Фортюнэ со смущающей мягкостью. – Очевидно, ты считаешь, что я женщина доступная, некая Мари-Спит-С-Каждым, ибо, когда я хочу мужчину, я беру его, не задавая себе вопросов? Я ничуть не скрываю, что мне не стыдно. Видишь ли, Марианна, – добавила она с внезапной серьезностью, – молодость – пора благодати, слишком чудесная и слишком кратковременная, чтобы ее расточать попусту. К тому же любовь, большая, настоящая любовь, та, на которую все надеются и в которую, однако, никто не решается поверить, такая любовь едва ли достойна быть пережитой по-другому: умозрительно, в душе, по обе стороны океана и в вечных сожалениях о том, что могло бы произойти. Когда мы постареем, гораздо приятнее будет перебирать воспоминания, чем вздыхать. Только не говори, что ты думаешь иначе. Сожаление большими буквами написано на твоем лице.

– Это правда, – честно призналась Марианна. – Только что я попросила его поцеловать меня, прежде чем покинуть. Он отказался, потому что… потому что чувствовал себя неспособным сдержаться, если бы коснулся меня. И правда также, что я жалею об этом еще и потому, что в глубине души мне совершенно безразлично, существует ли где-то Пилар или Сант’Анна. Это его я хочу и люблю только его. И никого другого… даже Императора! Но… через две недели Язон уедет! Он покинет Францию со своей женой… может быть, чтобы никогда не возвращаться.

– Если ты умело возьмешься за дело, он, может быть, и уедет, но обещаю тебе, что он вернется… и скоро! После того, как проводит мадам домой.

Марианна с сомнением покачала головой.

– Нет, Язон не такой! Он более непреклонный и суровый, чем я представляла его. И…

– Любовь сдвигает горы и кружит самые крепкие головы.

– Что же мне тогда делать?

– Прежде всего покинуть наконец кровать.

Фортюнэ живо подняла руку, взялась за сонетку и сильно дернула. У прибежавшей Агаты она спросила: «Готово ли?» – и, когда девушка ответила утвердительно, приказала подниматься немедленно.

– Прежде всего надо восстановить силы! – заявила она, повернувшись к Марианне. – А внизу как раз есть все, что нужно. Милейший Талейран побеспокоился об этом.

Марианна не успела спросить, в чем дело. Удивительная процессия входила в комнату. Впереди была Агата, открывшая обе створки двери, затем Жером, дворецкий, невероятно мрачный, словно он предварял покойника, а не двоих слуг, несших горшочки, коробки и чашки на большом серебряном блюде, и еще одного, нагруженного небольшой переносной печкой. За ними следовали два поваренка, с каким-то благоговейным почтением удерживая маленький вермелевый котелок, с виду очень горячий. Наконец, замыкая шествие, с величественной значительностью жреца, идущего к алтарю, чтобы исполнить особо важный обряд, появился знаменитый Антонен Карем, личный повар князя Беневентского, человек исключительный, вызывавший зависть у всей Европы, включая Императора.

Марианна не совсем понимала, что собирается делать знаменитый повар в ее комнате со всем этим снаряжением, но она достаточно долго прожила в доме Талейрана, чтобы понять, что появление Карема представляет собой высочайшую честь, по правилам хорошего тона требующую от нее проявления соответствующих чувств… из боязни увидеть Карема, ужасно чувствительного, как все подлинные артисты, задетым и причисляющим ее к недостойным людям.

Так что она с предупредительностью ответила на приветствие короля поваров и с внимательным видом выслушала его торжественную речь, которую он адресовал ей, дойдя до середины комнаты. В последних словах Карем сообщил, что г-н де Талейран, в высшей степени озабоченный состоянием здоровья светлейшей княгини и с большим сожалением узнав, что она отказывается от пищи, долго советовался по этому поводу с ним, Каремом, и что оба они пришли к выводу, что необходимо поднести светлейшей княгине самые необыкновенные блюда, чтобы поскорей вернуть ей силу и здоровье, причем сделать это так, чтобы для нее было невозможным отказаться от них.

– Таким образом, я заверил его сиятельство, что я лично отправлюсь к госпоже княгине, чтобы собственными руками приготовить для нее замечательное средство, не вызывающее сомнений в его способности восстанавливать самые угасающие силы… Смею надеяться, что госпожа княгиня соблаговолит принять то, что я буду иметь честь приготовить для нее.