Они покинули блистательные и шумящие кварталы. Теперь перед Айртом открывалась нижняя часть астродрома, «ад», место стоянки кораблей-чистильщиков пространства, поглотителей радиоактивных отходов. Сюда же выходили морские каналы. Сине-зеленая вода плескалась почти вровень с набережной, где выгружали товары неизвестного происхождения без гарантии и путешественников без виз… Вот так, рядом с экзотическим миром, заключенным в строгие рамки законов, начинался другой, сопутствующий ему мир старых легенд, проклятых портов, исчезнувших космонавтов. В свете розовых сигмийских сумерек Айрт различал странные крадущиеся силуэты, зловещие, бледные, как воск, лица… И еще аромат женщины, яростный, ощутимый, чувственный, хлестнул его по лицу, словно ничем не стесненная волна женских волос. И тяжелая рука опустилась на его плечо:
— Будь осторожен, сынок! Здесь не увидишь жемчужин портовой Самарры. Здесь полно больных проказой или транспланов…
— Кого, кого?
— …Эти еще хуже. Мозги, селезенки или сердца, привитые андроидам. Трупы, которые прогуливаются благодаря электрическим цепям. Результаты экспериментов, вот так! Или мутанты. Это самое последнее достижение. Башня-то ведь рядом…
…Белая гигантская игла прорезала прямо перед ними сиреневое небо…
— Му… как?
— Да ты откуда свалился, сынок? Ты не знаешь, что в Центре Мутаций запросто делают получеловеческих андроидов и мышей с хвостами-штыками? Ты с Земли, что ли?..
Но в этот момент в легком отблеске, который никогда не исчезает с неба Сигмы, еле заметно блеснули звезды кадета, и незнакомый космонавт отпрянул:
— О, прости, брат! Твои первые звезды? Пошли, это надо отметить!
Они были в незнакомой местности, единственным впечатляющим отличием ее была разбитая ракета, переоборудованная под бар.
— Примечательное место, сынок! Для старого космического волка. Войдем?
— Войдем.
Кошка-Тролль заволновалась, но Айрт не обратил на это внимания.
Возбужденный неотвязной мыслью, он знал: что должно случиться, обязательно случится. И эта ночь уже отбрасывала тень на его будущую жизнь, уже имела определяющее для него значение.
Бар был сумрачным и таинственным, каким ему и следовало быть, с оттенком легендарных проклятых таверн из древних сказок. В глубине он был слегка освещен пирамидой из жидких кристаллов, имитирующих топазы, изумруды и рубины. Бармен, расплывчатый метис с Аль-Нилама, слегка фосфоресцировал зеленым светом.
— Что вы сказали?
— Ничего. Стихи. Девиз этого бара.
— Который называется?..
— Как все такие заведения, где вредят обмену веществ в организме с помощью приятных ядов —
— Чем напоить великих космонавтов? — пропел бармен. — Что подать, чтобы угодить их изысканным вкусам? Трог с шарией? Марсианский сегхир? Жалликулу с Фомальгаута на ультранизких частотах?
— Нам понадобится хороший земной алкоголь, — сказал незнакомец, облокачиваясь на стойку. — Сынок, ты не откажешь старому…
Но в этот момент Айрт был уже уверен, что этот субъект никогда не летал на Плутон. И никогда не рассчитывал траекторию. И вообще никогда ничего такого не делал. И напрасно он солидно выпячивал грудь и двигал плечами, как бывалый космонавт, в своей блестящей пластиковой куртке, отливающей голубым в свете неоновых светильников. И лицо его напоминало маску одного из тех мертвецов, которых находили в герметических трюмах. Но стаканы были уже полны душистой жидкостью, и предварительные переговоры уже начались, как это бывало в сумерках героических времен корсаров:
— У меня есть небольшой кораблик, — начал тот, выплюнув кусок черного схрауи. — Он легок в управлении, имеет право захода в любой порт, берет любые грузы. Что вы об этом скажете?
— А меня это касается?
— Если вы соблаговолите. Я собираю особый экипаж. Плачу в арктурианских кредорах. Премию тоже. Один процент — экипажу. Десять процентов — командиру.
— Очень любезно. Но разве в порту мало старых капитанов, севших на мель?
— Они не подходят. Двенадцать процентов вас устроит?
— Не совсем…
— Пятнадцать процентов?
— Вы, что, перевозите земное зло?
— Тоже не совсем. Двадцать процентов. Предупреждаю вас, на этом мои возможности заканчиваются.
Рег погрустнел. Он снова почувствовал себя в тупике, одиноким, ничего не соображающим…
— Я не понимаю, почему вы обращаетесь к выпускнику.
«Судовладелец» прищурился:
— Никаких честолюбивых помыслов?
— Никаких.
— И все-таки запомните: я постоянно здесь, в «Парадизе» — как только пробьет полночь…
И они вежливо раскланялись — как два зверя, которые не признали друг в друге одинаковой породы, но оказались равными по силе…
И Айрт снова окунулся в ночь.