— Плитка делалась на заказ. В Италии. Приколись? Фишка в том, что в темноте зал пронзают тончайшие нити.
Гера наигранно восхитилась:
— Да ты поэт.
— Катя, — он обратился к моей заскучавшей подруге. — Гермиону я у тебя забираю. Обещаю вернуть. Завтра.
— Возражаю, категорически.
— Так я и думал. Поэтому столик у нас с Герой отдельный. Тебе покажут, где сесть.
Он подозвал официанта, и Катю посадили так далеко, что Гера с трудом разбирала посылаемые ей сигналы. Катя напрасно волновалась. Между Герой и Вадиком такая же бездна, сколько песка между плодородными землями в пустыне Сахара.
— Слушай, — Вадик придвинулся, — давай выпьем за встречу.
— Выпьем. Давай.
Он щелкнул пальцами, и официанты принесли марочных вин на выбор; Гера разглядела год изготовления на этикетке одной из бутылок — тысяча восемьсот девяносто седьмой. Официант сперва неторопливо наполнил бокал Гере и только потом обслужил ее кавалера.
— За возобновление дружбы, — произнес Вадик торжественно.
Вино оказалось странным на вкус, но приятным. Гера не заметила, как быстро опорожнила бокал.
— Повторим?
— Повторим.
«Пить больше не буду. Сделаю вид, что глотаю, но к вину не притронусь. Если голова останется светлой, Вадик для меня не опасен».
Вадик ударился в воспоминания:
— Слушай, помнишь, как мы яростно спорили?
— Мы разные, в этом проблема, — она снова глотнула вина и закрыла глаза.
— Нравится? Хочешь, подарю пару бутылок?
— Не откажусь.
Вадик оказывал Гере особенное внимание, и она видела, что дело здесь не в желании восстановить прежнюю «дружбу». Их школьные отношения были натянутыми, никаких нежных чувств с ее стороны. Вадик подкидывал ей такие сюрпризы, от чего у нее возникали проблемы. Мышь в ранце, испорченные тетради с контрольной, выброшенный в окошко учебник — такие «знаки внимания» дружескими не назовешь. Когда перед выпускными он отличился опять — сжег кислотой ее юбку, терпение кончилось. Они подрались в раздевалке для мальчиков.
Раньше Гера считала Вадика человеком с ограниченным потенциалом. Спустя годы он научился производить впечатление, но все равно оставался все тем же мелким засранцем.
И этот засранец сидел напротив нее, как преданный друг.
— Куришь? — он протянул сигарету.
— Только в торжественных случаях.
— А сейчас какой случай?
— Пожалуй, особый.
Он щелкнул зажигалкой, она прикурила. Затянулась.
— Над тобой отличная вытяжка. Работает как пылесос.
Она запрокинула голову. Уходящие ввысь серебристые трубы висели над каждым столом. В их светильнике точечные лампочки располагались по краю, а в недрах трубы слышался гул.
— Батин столик. Мощная вытяжка только здесь, в остальных послабее. Дорогая игрушка. Смотри!
Он оторвал край от салфетки, положил на ладонь, поднял руку — медленно, искоса поглядывая на Геру. Бумага запрыгала, приподнялась над ладонью и пулей улетела в трубу.
— По краю вытяжки детекторы с нейтрализатором запаха, вроде аэрозоля. Аэрозоль нам доставляют из-за границы. В основе всей этой байды — лавандовое масло. Лаванда перебивает многие запахи, — Вадик что-то покрутил, и серебристая конструкция чуть соскользнула вниз. — Оп! Лампу можно поднять или изменить освещение — такое вот изделие номер один.
— Твой отец сидит на марихуане?
Он косо на нее посмотрел:
— Ты что, вчера родилась?
Гера положила сигарету на край низкой креманки с апельсиновым джемом, поданным к мясу. Горстка пепла упала на стол.
Вадик поглаживал ее по спине.
— Сейчас начнется представление. В духе «Голубого огонька» времен застоя, прикалываешься?
— Не успеваю. Но вижу, что ситуация «один-ноль» не в пользу директрисы. И чья это инициатива?
— Требование руководства школы. Как говорится, без комментариев.
Привычный к оргиям клуб превратился в театр абсурда. На сцене до смешного неубедительно смотрелись артисты, исполнявшие песни из репертуара далеких восьмидесятых. Гера понимала: программа одобрена директрисой.
Верхний свет погасили. Зал пронзили тонкие нити; — плитка волшебным образом отражала лучи, наполняя дымную, прокуренную атмосферу мистической аурой.
Звуки становились громче, от ярких вспышек софитов в глазах появились круги. Теперь Гера двигалась резко: предметы двоились, подробности смазывались.
В проходах между столиками танцевали. Люди соединялись, превращаясь в многоруких чудовищ, как будто бы она попала на бал индийских богов. Она протерла глаза.
Откуда-то появилась уборщица и старательно замахала тряпкой.
Или это стриптизерша, танцующая возле швабры?
Или черная колдунья Мамбо?