Язверь (СИ)

Геру вкусно кормили, вовремя снабжали противоядием. Выдавали его иначе, чем раньше; порошок растворяли в стакане с водой. Был ли это аспирин или витамин из аптеки, Гера не знала.

Пространство за перегородкой ограничивалось коридором из красного кирпича. С потолка на медных цепях свисали светильники-фонари. Подвал? Точно не чердак или отдельно стоящее здание. И заперли ее в подвале, потому что боялись.

Никита не появился; они не говорили с ним с момента расставания.

В первые дни заключения она требовала, чтобы ее отпустили. Кричала, билась в истерике. Никто ее не услышал.

Вчера она звала Никиту. Умоляла, чтобы им разрешили поговорить. Когда терпение кончилось, запустила табуреткой в стекло. Не разбила его, даже не поцарапала.

Появилась охрана. Люди в комбинезонах водрузили стремянку, на нее влез человек с винтовкой, протиснул ствол в продолговатую щель наверху и выстрелил. Только тогда она перестала звать Ника — надолго заснула.

Сегодня без надобности она не сотрясала воздух; много думала, возвращалась к событиям недельной давности.

Не укладывалось в ее голове, что Никита не хочет с ней разговаривать. Ведь он ее спас, заботился, не бросил на Ониксе. И все ради того, чтобы отправить в тюрьму?

После обеда она все-таки увидела Ника. Он стоял, прислонившись к кирпичной кладке: руки в карманах, взгляд постороннего человека. Он мог там стоять давно, но пока приносивший еду лемург не вышел, она его не заметила.

— Как ты? — спросил он отстраненно.

— Замечательно, — отозвалась Гера, — здесь же все условия созданы. Обслуживание, как в дорогом отеле. Есть даже бар с алкоголем. Вот только не знаю, выпустят ли меня на свободу. Лучше бы я осталась на Ониксе.

— Тебя бы убили. Я был там.

— Да брось.

— Откуда бы мы знали про Транспорт?

— Допустим, — она налила в бокал вино и приготовилась слушать. — Допустим, ты жил в той пещере. Но с чего ты взял, что сэлле убивают людей?

— В прямом смысле не убивают. Используют. Сэлле интересует кровь лемургов. Как только они забирают всю кровь, интерес к лемургу пропадает. Из человека не выкачать крови больше, чем можно; кровь в венах сворачивается, человек погибает. Приятель, с которым мы путешествовали, так и умер.

Вот для чего королеве понадобились клинки! Гера приняла их за ножи для поглощения трапезы — и ошиблась. Разложенные на подстилке предметы использовались для кровопускания.

— Тебя не тронули? — спросила она.

— Не успели, — откликнулся Ник.

Наверняка сэлле и к Нику применяли гипноз. Только так можно воздействовать на человека, чтобы подавить его волю. Средневековое кровопускание против этого метода — забава детей в песочнице.

— Но зачем сэлле кровь?

— Чтобы стать лемургами, сэлле пили ее. Иным способом превратиться они не могли. Да они и не поняли, как это с людьми происходит.

— Как ты сбежал?

— Положился на случай. Начал исследовать пещеру и наткнулся на лаз.

В разговоре Ник раскрылся, снова стал прежним. Гера понимала, что наступает момент, когда нужно вымаливать освобождение. Другой такой шанс не подвернется.

— Пожалуйста, — взмолилась она, — помоги мне. Выпусти меня. Мне нужно домой!

Лучше бы она его не просила.

Никита внутренне собрался, надел маску безучастного равнодушия, как будто имел дело с преступником.

— Нельзя, — отрезал он жестко. — Ты больше не лемург. Думаешь, я не видел, как тебе скармливали сэлле? Что, по-твоему, я испытал, наблюдая танец голодного скама? Тебя не выпустят. Считай, что умерла для родных.

Лучше бы он ударил ее или убил. Потому что испытывать панический ужас, который взрывался в каждой клеточке тела, было невыносимо.

— Это уже случилось?

— Для родных ты лежишь в инфекционной больнице, и твое состояние ухудшается. Шансы выжить невелики.

— Что вы творите? — воскликнула она, заламывая руки.

Выяснить, когда с ней покончат, Гере смелости не хватило. Убьют ее на бумаге или в реальной жизни — разницы никакой.

Никита безразлично смотрел на нее, засунув руки в карманы. Она его ненавидела так, что хотелось пожелать ему встречи с изголодавшимся скамом. Да она и сама бы его с удовольствием съела, если бы не разделявшее их препятствие.

— Вали отсюда, — она запустила в стекло недопитый бокал. — Убирайся.

Ушел ли он сразу или постоял еще возле стекла, наблюдая за ней, Гера не знала. Мысль, что родные скоро ее похоронят, отзывалась болью в висках.

Люди бывают жестокими. Нужно ли с этим мириться? Всех простить, следуя заповедям? Сможет ли она простить Ника? Понять, как ему удалось перешагнуть через сострадание к людям, которых он собирался лишить близкого человека?

Ведь все это неправильно. Негуманно. Не по-людски.

Хотя какой из любимого человек? Он лемург до мозга костей и довольно давно. Скамы для него — враги, он ни для кого не делает исключений.

Да и в ней с каждым днем все меньше теплилось человеческого. Хомо сапиенс, беспомощно цеплявшийся за живое, постепенно отмирал, как какой-нибудь атавизм. Пройдет месяц, два, и человеческое в Гере умрет навсегда. Пропадут людские сомнения, страхи, чаяния — все то, что раньше имело смысл.