Язвы русской жизни. Записки бывшего губернатора

Существовали особые профессии зверства, и в каждой из них допускалась большая или меньшая степень мастерства, в каждой были свои виртуозы. Кто может поверить, чтобы были виртуозы по части устроивания внезапных смертей? виртуозы по части подкидывания мертвых тел? виртуозы по части выдумывания небывалых преступлений? а между тем они существовали достоверно; они пользовались в обществе почетом и преимущественно перед другими избирались членами и старшинами клубов. Кто поверит, например, чтобы в губернии мог занимать видное место и виртуозничать человек, значащийся по всем документам умершим? а между тем этот факт у всех на памяти, да и не одиночный какой-нибудь факт, но повторяющийся в преданиях очень многих местностей с самыми незначительными вариантами. Кто поверит, чтобы могли существовать такие общественные кружки, в которых похвальбы воровством и казнокрадством служили бы единственным содержанием бесконечных и никогда не надоедающих бесед, а между тем мы все, люди того времени, были свидетелями, с какою бесцеремонностью и с каким бессознательным бесстыдством велись эти растленные разговоры.

– Когда я был командиром… – начинал один.

– Когда я был исправником… – продолжал другой.

– Когда я был судьей… – перебивал третий.

И всякий наперерыв спешил перещеголять своего соседа какою-нибудь матерою мерзостью, всякий усиливался неопровержимыми фактами доказать, что не кто другой, а именно он есть тот самый злодей и негодяй, которому мало места на каторге!

* * *

Казалось бы, что, в виду такого рода громких и ярких фактов, раскрытие их не должно было представлять особенных затруднений, но на практике выходило совершенно наоборот. Во-первых, исследование всегда встречалось в этом случае с тою солидарностью, о которой говорено выше и сквозь которую тем труднее было пробиться, чем большею она обладала бессознательностью. Во-вторых, существовало и еще одно обстоятельство, о котором нелишне будет сказать здесь несколько слов.

Дело в том, что, на случай излишней любознательности со стороны, у наших губернских виртуозов всегда хранились про запас известные фортели, которые хотя и не блистали замысловатостью, но тем не менее достигали цели почти без промаха. Мы и теперь еще можем встретить чуть ли не в каждой губернии не очень-то древних старожилов, которые не прочь порассказать нам множество самых характеристических анекдотов по этой части. Главными и самыми простыми фортелями против излишней любознательности были: наивность, неведение и забвение.

– А подайте-ка сюда деле об обманном сведении отставным маиором Негодяевым рощи, принадлежащей заштатному богословскому монастырю! – взывал ревизор к оторопевшему канцелярскому стаду, прибавляя мысленно, – ну, теперь-то вы уж не отвертитесь от меня, крысы прожорливые!

Но крысы таинственно переглядывались между собой и наивно недоумевали.

– Дело… о сведении… рощи… – произносила с расстановкою какая-нибудь из крыс побойчее.

– Ну, да; дело об обманном сведении майором Негодяевым рощи, принадлежащей заштатному богословскому монастырю! – внятно повторял ревизор.

– Дело… – опять шепчет крыса, как будто припоминая. Вся физиономия, весь организм этой крысы дышит таким наивным удивлением, как будто она сейчас только на свет божий произошла, ничего не знает и даже никаких прирожденных идей о «таком обманном отставного майора Негодяева поступке» не имеет.

– Это точно-с… такое дело было-с! – выручает другая канцелярская крыса, – только оно бывшим копиистом Подгоняйчнковым неизвестно куда утрачено-с!

Ревизор багровел, но сдерживался.

– А сделано ли распоряжение о возобновлении дела? – спрашивал он.

– Как же-с! – бойко отвечала крыса, – над самым этим Подгоняйчиковым и следствие в то же время наряжено-с… об утрате, то есть…

– Ну?

– Только самый этот Подгоняйчиков вскоре после того волею божией помре…

Ревизор багровел пуще прежнего; слышалось легкое скрипение зубами.

– Ну, а подайте мне дело о расхищении тем же маиором Негодяевым принадлежащих приказу общественного призрения сумм! – вопиял он.

Опять шепот, опять недоумение. Вполголоса раздаются восклицания: «Да когда же?» – «Што врать-то? нешто не помнишь?» – «Да вот еще Михал Михалыч спрашивал!» – «Михал Михалыч справку брали!» и проч., и проч.

– Скоро ли? – топал в нетерпении ревизор.

– Такое дело точно было-с, только оно в бывый пожар вместе с прочими сгорело! – отвечала одна из крыс.

И таким образом подвигалась вперед вся ревизия. Одно дело сгорело, другое пропало, третьего, как ни бились, не нашли, четвертое продано в кабак в качестве оберточной бумаги. И если б еще не было сделано никаких по сему предмету распоряжений! о, если б не было! но нет, все распоряжения сделаны: о пропаже в ту же минуту назначено следствие, а о возобновлении дела со всеми концами России производится переписка.

– Странно! – скрипит ревизор зубами, – какие же у вас дела есть?