Языческий алтарь

– В горы? Куда это?

– В Коль-де-Варез. У моего опекуна там фермы и немало скота. Уверен, что вам понравится.

Она присела на кровать, чтобы унять головокружение. «Горы, фермы, немало скота…» – звучало в ушах. «Мой опекун». Уверен, что мне понравится… Она понимала все слова, но не улавливала их связи с настоящим. Ее принцип заключался в том, чтобы держаться за ту жизнь, которая ей выпала, и не желать другой, чтобы не наделать себе бед. Правда, утром, когда она засыпала в своей комнатушке на верхнем этаже, неведомой клиентам, ей сразу начинал сниться город, где нет вожделеющих ее мужчин, а живут одни девочки, женщины и домашние животные. Правда и то, что при пробуждении она всякий раз задумывалась, нельзя ли добраться до этого города, следуя берегом реки.

– Нехорошо сейчас надо мной смеяться, – прошептала она.

– Я вовсе над вами не смеюсь!

– Ты что, считаешь, что я могу увидеть горы?

– Кто нам помешает? Чтобы доехать до моего дома, нужно всего два дня. Ну, три, если пропустим баржу. В воскресенье вечером можем быть уже у нас.

Баржа. Три дня. Может, и два. В воскресенье вечером. Помех не предвидится. У нас. Что значит «у нас», когда у нее есть своя комнатушка наверху, куда не ходят клиенты? Телония слышала каждое слово как звук, оторванный от других звуков, имевший не больше смысла, чем аккорды пианино. Видя, что она колеблется, Нарцисс взял ее за руку.

– Ты что же, воображаешь, что меня просто так отпустят?

– Никуда не денутся.

– Они ни за что не согласятся.

– Это мы посмотрим.

– И потом, знаешь, здесь у меня есть все, что нужно.

– Все?

При одной этой мысли он покатился со смеху, швырнул на пол подушечку и встал, чтобы одеться. Теперь перед зеркалом стоял он – радостный, голый, уверенный в себе, потому что приобрел уверенность в своем желании. Видя в зеркале молодую женщину, он думал: «Я поклялся, что найду ее, и нашел. Бог не пожелал, чтобы я ее потерял. Другой опустил бы руки, но у меня были причины не сдаваться, ведь она превосходит все мои мечты о ней». И ему казалось, что, достигнув успеха в невозможном на первый взгляд деле, он взвалил на себя особенную ответственность. Он говорил себе: «Мы поедем в Коль-де-Варез. Бьенвеню будет счастлив с ней познакомиться. Мы поженимся. Больше ничто не сможет нас разлучить».

Он еще находился в этом приподнятом настроении, когда дверь приоткрылась, хотя в нее перед этим не постучали. Это была хозяйка заведения, в которой вдруг проснулось давно уснувшее любопытство, а также поднялось недовольство, что сеанс затягивается.

– Что-то вы долго, ребятишки!

– Какая разница?

– Как это какая? Ты, что ли, теперь решаешь?

Она повернулась к Телонии, клавшей в сумочку свернутые купюры и кольца.

– Чем это ты занимаешься, малышка?

– Мы уезжаем, – ответила она одними губами, прижимая сумочку к животу.

– Интересно, куда?

– В горы.

– Это шутка?

Шутка это была или нет, но Нарцисс прижал к себе Телонию и мягко повлек к лестнице. Неизвестно, сама ли отпрянула огромная хозяйка, пытавшаяся своим телом преградить им путь, или молодой человек легонько оттолкнул ее свободной рукой к стене, так, что она несильно соприкоснулась затылком с головкой нимфы на обоях. Так или иначе, она испустила истошный крик, от которого оцепенели все женщины в гостиной и их гости. Даже пианист прервал исполнение фокстрота, который сам только что сочинил.

– Гораций! Не выпускай их! Останови! – надрывалась со второго этажа хозяйка визгливым уличным голосом.

Но хилый человечек, не собиравшийся жертвовать собой, вовремя вспомнил, что слегка туговат на ухо, как многие музыканты на закате карьеры. Склонившись к клавиатуре, он еще вдохновенней заиграл свой фокстрот.

Бегство

Как раз в тот момент, когда Нарцисс и Телония торопились вон из дома терпимости, не представляя, что они будут делать через час, директор семинарии узнал, что его молодого ученика не видели в городской библиотеке уже несколько недель. Это была только первая новость. Вечером ему доложили, что Жан-Мари пропал.

Отец Телман был человеком откровенным, равно суровым к самому себе и к другим, неплохим богословом, но посредственным спорщиком. Мысль, что его провел ребенок, на которого он возлагал столько надежд, заставила его усомниться, достаточно ли он был строг. Не был ли он ослеплен и соблазнен одаренностью воспитанника, не закрыл ли глаза на его слабости, которые обязан был заметить и искоренять? Не он ли сам – главный виновник случившегося? На следующий день он собрал после мессы в своем кабинете нескольких преподавателей, уже знавших о побеге. Все терялись в предположениях.

– Неделю за неделей он намеренно вводил в заблуждение всех, включая своего исповедника, – подвел итог отец Телман. – Он обманул вашу бдительность. Вот что я нашел в его келье.

По рукам пошел листок, на котором Жан-Мари набрасывал в разных ракурсах лицо Телонии. В конце концов листок лег на колени отцу Габриэлю, преподавателю латыни и греческого, который при виде портретов покраснел до самых век.