Мы вышли в море с отливом. Мир был серо-стальным, как клинок. Серое море, серое небо, серый туман. «Полуночная» кралась через эту серость подобно хищному, опасному зверю. Мы пустили в ход лишь двадцать весел, и они поднимались и опадали почти бесшумно, лишь изредка скрип уключины или плеск лопасти нарушали тишину. Черный с серебром след стелился за нами, расширяясь и замирая, пока «Полуночная» скользила между обрамляющими русло реки ивами. Отлив сам нес нас к морю. Туман густел, но течение влекло нас бережно, и, лишь почувствовав, как нос стал подпрыгивать на крупных волнах, я взял курс на север. Гребли мы медленно. Я слышал, как прибой с грохотом бьется о Вороний Клюв, и уводил корабль, пока рокот не стих. К этому времени пелена сделалась более плотной, но белесой. Дождь прекратился. Море было спокойным, ласковым. Невысокие волны – этот отзвук непогоды – лениво плескались о борта, но я чувствовал, что ветер снова поднимется, и распорядился держать отсыревший парус наготове.
Ветер пришел по-прежнему с востока. Парус вздулся пузырем, мы убрали весла, и «Полуночная» устремилась к северу. Туман рассеялся, и стало возможно разглядеть державшиеся ближе к берегу рыбачьи лодки, но я не обращал на них внимания и вел судно на север. Боги не оставили меня, и когда солнце проглянуло через прорехи в тучах, ветер зашел немного к югу. Морские птицы кричали вокруг.
Мы шли хорошо, и к исходу дня в виду показались меловые утесы Фланебурга. Знакомая примета. Как часто проплывал я мимо этого большого мыса, скалистые берега которого изрыты прибоем! Я смотрел, как волны разбиваются о скалы, обращаясь в белую пену, а когда подошли ближе, услышал рев врывающейся в пещеры воды.
– Фланебург, – сказал я сыну. – Запомни это место!
Утред смотрел на схватку моря и камня:
– Такое трудно забыть.
– И обходи его стороной, – продолжил я. – Течение близ утесов очень сильное, но вдали от берега слабеет. И если убегаешь от шторма с севера, не ищи защиты на южной стороне мыса.
– Почему?
– Мелко, – пояснил я, указывая на черные ребра кораблей, выглядывающие из толчеи волны. – Фланебург забирает суда и людей, держись от него подальше.
Начался прилив, и течение теперь обернулось против нас. «Полуночная» сражалась с волнами, я приказал спустить парус и взяться за весла. Море стремилось оттащить нас к югу, но мне требовалось укрыться на северной стороне Фланебурга, где глубины больше и ни одна идущая с юга лодка не могла заметить нас. Я переложил руль ближе к утесам. Над мачтой кружили бакланы, а тупики стригли хребты волн. Прибой разбивался о камни и заливал уступы, чтобы отпрянуть в сутолоке бурлящей пены. Сверху, где на вершине утесов открывалась взору полоска полегшей под ветром травы, на нас смотрели двое. Они ждали, не пристанем ли мы к берегу, но я никогда не причаливал в крошечной бухте на северной стороне Фланебурга и не собирался испытывать судьбу.
Вместо этого мы развернулись носом к течению и удерживали судно на месте при помощи весел. Когда мы прибыли, близ огромной меловой головы качалось пять рыбачьих лодок. Две располагались к востоку от утесов, а три – к северу, но с нашим приближением все они удрали. Появился волк, а овцы знают свое место, и поэтому, когда тени удлинились, мы остались одни в море. Ветер стих, но на буйстве волн это не сказалось. Течение усиливалось, и моим людям приходилось налегать на весла, чтобы «Полуночную» не снесло. Сумерки сгущались, море из серого стало почти черным, и этот мрак обрамляла белопенная полоса прибоя. В небе угасал тусклый свет.
– Быть может, они не появятся сегодня, – сказал Финан – он присоединился ко мне у рулевого весла.
– По суше они не пойдут, – возразил я. – И им нужно спешить.
– А почему не по суше? – спросил сын.
– Не задавай глупых вопросов, – огрызнулся я.
Парень посмотрел с обидой.
– Они ведь даны, – с нажимом произнес он. – Разве не ты сказал, что священник – дан? – Ответа Утред дожидаться не стал. – Те двое рыбаков могут быть христианами и саксами, но ярл Зигурд снисходительно относится к их религии. Никто не помешает им ехать через Нортумбрию.
– Он прав, – заявил Финан.
– Ошибается, – не уступал я. – Путь верхом займет слишком много времени.
Я надеялся, что прав. Наверняка отец Бирньольф предпочел бы отправиться в Беббанбург на лошади, но срочность новостей заставит его преодолеть страх перед морской болезнью. Моя догадка заключалась в том, что рыбаки и священник пойдут близ берега: появись бродячий корабль с северянами, можно укрыться в ближайшей бухте, а если таковой не подвернется, просто выброситься на отмель. Плыть по морю на мелкосидящей лодке, держась у берега, гораздо безопаснее, чем скакать по долгим северным дорогам.
Я посмотрел на запад. Между темными облаками проглядывали первые звезды. Ночь почти уже наступила, всходила луна.
– Они знают, что мы вышли из Гримесби, – напомнил сын, – и должны опасаться засады с нашей стороны.
– С чего им опасаться? – спросил я.
– С того, что ты расспрашивал про Беббанбург, – сухо заметил Финан.