Языческий лорд

А чтобы быть в этом уверенным, Кнут послал людей, чтобы переправились через реку к северу от нас. Мальчишка прискакал с холма, где горели дома, и принес мне эти дурные вести.

— Господин? — встревоженно спросил он.

— Как тебя зовут, парень?

— Годрик, господин.

— Ты сын Гриндана?

— Да, господин.

— Тогда тебя зовут Годрик Гриндансон. Сколько тебе?

— Думаю, одиннадцать.

Он был курносым, голубоглазым мальчишкой, носившим старую кожаную куртку, вероятно, принадлежавшую отцу, поскольку была ему слишком велика.

— Итак, что же Годрик Гриндансон хочет мне сказать? — спросил я.

Он указал дрожащим пальцем на север.

— Они переправляются через реку, господин.

— Сколько их? Далеко ли отсюда?

— Хродгейр говорит, триста человек, господин, и они еще далеко на севере, но еще больше постоянно переправляются, господин.

Хродгейр был датчанином, которого я оставил на холме, следить, что поделывает враг.

— И, господин… — продолжил Годрик, но его голос дрогнул.

— Говори.

— Он говорит, что еще больше людей на западе, господин. Сотни.

— Сотни.

— Они среди деревьев, господин. Хродгейр говорит, что не может их сосчитать.

— У него не хватает пальцев, — продолжил Финан.

Я посмотрел на испуганного мальчишку.

— Тебе рассказать о битвах, Годрик Гриндансон?

— Да, господин, пожалуйста.

— Один человек всегда выживает, — заявил я. — Он, как правило, поэт и его задача — сочинить песнь, которая поведает, как храбро погибли все его товарищи. Может быть, сегодня это твоя работа. Ты поэт?

— Нет, господин.

— Тогда придется научиться. Потому, когда увидишь, что мы умираем, Годрик Гриндансон, скачи на юг во весь опор, мчись как ветер, пока не очутишься в безопасности, и сочини в голове поэму, которая расскажет, что саксы погибли как герои. Ты сделаешь это для меня?

Он кивнул.

— Возвращайся к Хродгейру, — приказал я, — и сообщи мне, когда увидишь, что всадники с севера или запада приближаются.

Он ушел, а Финан ухмыльнулся.

— Ублюдки с трех сторон.

— Должно быть, они напуганы.

— Наверное, наложили в штаны.

Я ожидал, что Кнут приедет к броду вместе со своими командирами, чтобы насладиться оскорблениями. Я подумывал держать его сына рядом с ножом у горла, но отверг эту мысль.

Кнут Кнутсон останется с Этельфлед. Если бы он остался со мной, я бы смог лишь угрожать ему, а когда Кнут решит спровоцировать меня, чтобы я перерезал мальчишке глотку, что я буду делать? Перережу ее? Нам все равно придется драться. Оставлю его в живых? Тогда Кнут будет презирать меня за слабость.

Мальчишка послужил своей цели — выманить Кнута от границ Восточной Англии в этот уголок Мерсии, а теперь ему придется подождать, пока закончится битва и решит его судьбу.

Я сжал в руке щит и вытащил Вздох Змея. Почти во всех схватках в стене из щитов я предпочитал Осиное Жало, мой короткий меч, такой смертоносный, когда находишься в тесных объятьях врага, но сегодня я начну с длинного и тяжелого клинка. Я поднял его, поцеловал рукоять и стал ждать Кнута.

Но только он не пришел, чтобы выкрикнуть мне оскорбления, даже юнцы не вышли вперед, вызвать на поединок.

Вместо этого Кнут послал кабаний рог.

Вместо оскорблений и вызова на поединок раздался рёв, тот шум битвы, что исходил от большой массы воинов, собравшихся под знаменами Кнута и Сигурда, а потом они двинулись вперед. И двигались быстро.

Местность была плоской и без каких-либо препятствий, и они сохраняли свой плотный строй. Щит к щиту. Мы видели нарисованные на них символы — сломанные кресты, воронов, молоты, топоры и орлов.

Над этими широкими круглыми щитами торчали шлемы с личинами спереди, так что казалось, что у врагов черные стальные глаза, а перед щитами находились тяжелые копья, их наконечники блестели в пробивавшемся сквозь облака солнечных лучах, а под щитами сотни ног топтали землю в такт с барабанами, что начали отбивать боевой ритм позади кабаньего рога.

Никаких оскорблений и поединков. Кнут знал, что у него настолько больше людей, что он может себе позволить разделить армию. Я взглянул налево и увидел, что всё большее число всадников пересекает канаву далеко на севере.

Около пяти или шести сотен человек вышагивали в нашу сторону в кабаньем роге и по меньшей мере столько же теперь находилось на нашей стороне реки, в готовности атаковать наш левый фланг.

Прибывало всё больше воинов, тех, что ехали на более медлительных лошадях, но Кнут, должно быть, знал, что кабаний рог сделает всю работу. Он грохотал в нашу сторону и когда приблизился, я различил лица под нащечниками, увидел ярость в глазах и мрачно сжатые губы, увидел датчан, готовых убить нас.

— С нами Бог! — прокричал Ситрик. Два священника все утро исповедовали воинов, но теперь они отступили за стену из щитов и преклонили колени в молитве, воздев сомкнутые руки к небу.

— Ждать моего приказа! — прокричал я. Мои воины в стене из щитов знали, что должны делать. Мы войдем в брод, когда кабаний рог достигнет противоположного берега. Я планировал отразить их атаку примерно на середине реки и там собирался устроить резню, прежде чем умереть. — Ждите! — крикнул я.