С религиозной же стороны между христианством и языческими верованиями славян имелось большое сходство. И в христианстве, и в древних верованиях и обрядах восточных славян содержалось много однородных элементов, представлявших собой различные проявления первобытных форм общественного сознания. Тождество сводилось к следующим основным пунктам: миром управляет высшая сила, его создавшая; существует множество второстепенных сил, управляющих различными разделами природы; они дуалистичны, делятся на добрых и злых духов; средством воздействия на высшую силу являются магические обряды и жертвоприношения; божество природы постоянно возрождается, умирает и снова возрождается; помимо реального мира существует загробный мир человеческих душ. На основе этой общности и произошло совмещение восточнославянского язычества и византийского христианства. Дело еще в том, что и само христианство было насквозь синкретичным. Оно сложилось на базе ранних языческих религий народов Средиземноморья и Передней Азии, среди которых оно формировалось и первоначально распространялось. Такие его элементы, как культы умирающих и воскресающих божеств, культы святых и святых реликвий, представление о загробном мире и второй жизни после смерти, поклонение мощам и изображениям богов, магические таинства и процессии и другие, несмотря на их многовековую модификацию, вели свое происхождение от тех же магических и анимистических верований и обрядов, которые составляли канву местной славянской религии. Тождественными древнеславянским оказались культы природы, земледельческие и скотоводческие культы, впитанные христианством из восточных религий. Поэтому не удивительно, что в христианских культах древний славянин находил аналогии своим прежним обрядам и воззрениям: в культе «чудотворных» икон, мощей, реликвий — черты фетишистского почитания предметов, в культе «святых» мест — поклонение загадочным объектам природы, в таинственных церковных обрядах — магические действия древних волхвов, в образах православных святых — старых богов-покровителей и т. п.
Как же шло усвоение православия общей народной массой? По мере развития феодализма православие все больше укреплялось в местных условиях, интенсивно вбирало в себя элементы древних, самобытных воззрений и культов, особенно тех, которые оказались ему созвучными. В процессе проникновения в толщи масс изменялся облик самого православия, шло его «оязычивание», приспособление к жизни народа, к народному «языческому» сознанию, мироощущению, психологии.
Совмещению язычества и христианства способствовала также тактика уступок прежней вере, которая проводилась официальной церковью. Со временем церковь признала за православными святыми, образами Христа и богородицы те черты и функции древних божеств, которыми наделяло их крестьянское творчество; строительством православных храмов освящались традиционные места старых языческих мольбищ; христианские праздники приурочивались, по возможности, к срокам и циклам крестьянского календаря.
В народной жизни и сознании слабо утверждались чуждые им отвлеченные концепции христианского вероучения и в особенности его центральная идея — идея искупления и спасения[12]. Абстрактные идеи христианства в народе приземлялись, применялись к реальной исторической действительности. Религиозные образы православия, представления о рае и аде получали в народных воззрениях и устном поэтическом творчестве свою интерпретацию, нередко даже противоречащую христианскому учению. Бог, богородица, святые, ангелы приобретали конкретные черты, наделялись свойствами, психологически понятными простым людям.
Наряду с синкретическими образованиями в мировоззрении и жизненном укладе народа стойко удерживались вековые представления и обычаи, отразившие хозяйственный уклад доклассового общества и патриархально-родовые общественные отношения. Чрезвычайно живучими, например, оказались древние элементы в похоронно-поминальных обрядах, которые позже сплелись с христианскими эсхатологическими представлениями (эсхатология — религиозное учение о «конце света»). То же можно сказать и о народных родильных, брачных и некоторых других обычаях и обрядах семейного и общественного плана. Хотя практической установкой церкви было внедрение в жизнь русского населения венчального единобрачия, спустя столетие после принятия христианства (в конце XI в.) киевский митрополит Иоанн жаловался на то, что обряд венчания соблюдается только боярами и князьями, а простые люди браки заключают по-прежнему, т. е. «поймают жены своя с плясаньем и гуденьем и плесканьем»[13]. Большую устойчивость проявляли и образы «низшей мифологии», которые отчасти дополнялись новыми персонажами, отчасти, наоборот, под церковным влиянием превращались в «бесовскую», нечистую силу.
Разумеется, здесь дано лишь приближенное изображение сложного исторического процесса формирования православно-языческого синкретизма в период раннего средневековья на Руси, так как подробное его рассмотрение не входит в задачу нашей книги.