Язычник

– Согласен с Торкелем. Мы – слабы. Кабы был сейчас наш князь на месте Ярополка, а Ярополк – здесь, то быть бы нам битыми. Сильней Киев, что тут говорить. И правильно князь сделал, что отпустил этого воеводу. Мы его знаем: он бы не сдался. И за каждого убитого киевлянина мы бы положили своего. А такой размен нехорош нам. Вот почему Владимир их отпустил. Верно, княже?

– Верно, – кивнул Владимир.

Он мог бы добавить, что не любо ему губить цвет киевской рати, но не сказал. Большинству в его совете не нужен был сильный Киев. Наоборот. Чем слабей будет великокняжий стол, тем лучше. И Новгороду, и скандинавам, и кривичам с радимичами, древлянами и прочими племенами словенского языка. Крепкий Киев нужен был одному лишь Владимиру и тем, кто ему по-настоящему верен.

– Мы все оплошали, – сказал Владимир. – Больше такого не будет. Я велю вырыть ров между Капищем и Дорогожичами и поставить вкруг лагеря частокол. Больше они нас врасплох не застанут.

– Времени у нас мало, дядя, – сказал Владимир Добрыне, когда все разошлись. – Ежели расхрабится Ярополк, так уж не Киев в осаде окажется, а мы. Засылай человека к Блуду. Пусть хоть золотые горы сулит боярину, но чтоб тот расстарался и поднял Киев против Ярополка.

Глава двадцать четвертая «Если Ярополк умрет…»

– Он отпустил его! – Блуд развел руками и изобразил лицом глубокое сомнение.

– Уж не хочешь ли ты сказать, боярин, что воевода мой – в сговоре с рабичичем? – сдвинул брови Ярополк. – Тысячи воев видели и слышали, как Артём бросил ему вызов. И не одного лишь Артёма отпустил Владимир. Он отпустил всех. Две тысячи гридней. Моих гридней!

– А сколько их легло там, у Дорогожичей? – поинтересовался Блуд.

– Северян легло больше. Так мне говорили.

– Это тебе так сказали. А как на самом деле было? Кто знает…

– Не верю я в то, что Артём меня предал! Был бы ему люб Владимир – ушел бы. Как Волчий Хвост.

– Вот так бы и ушел? Бросил бы отца и мать? Добро нажитое бросил? Не лучше ли ему Владимира в Киев привести? И все при нем останется, и Владимир вознаградит. Щедрость его известна. А вот о милосердии Владимировом я что-то не слыхал. Да и откуда милосердие в том, кто христиан безвинных режет, как овец…

– Артём – тоже христианин! – перебил Ярополк. – Не верю, боярин, что он мог переметнуться!

– Да и я не верю, – видя твердую позицию князя, Блуд пошел на попятную. – Но сам посуди: в прежние времена были они с рабичичем в дружбе. И брата его Владимир пощадил. А вот теперь опять. А вылазку эту кто затеял? Он да Варяжко. А тебе ни слова не сказали, хоть побили у Дорогожичей твою гридь, да и сами они – твои воеводы. За такое самовольство отец твой таким воеводам головы бы снес!

Обидное сказал. Ведомо было Ярополку: отец его сам бы вылазку возглавил. И Блуду это тоже ведомо.

– Свенельд тебе в помощи отказал, – продолжал между тем Блуд. – Артём же с ним породниться хочет. А дружок его Варяжко – с печенегами водится. И печенеги тоже тебя в распре не поддержали. Иль забыл, княже, как они тебе человечка подсунули, что меня порочил? Рассорить нас с тобой хотели. А я тебе, княже, в Киеве – самый верный человек. Кто я без тебя? Да никто. А с тобой – головной боярин.

«Правду говоришь, – мысленно согласился Ярополк. – Без меня ты – никто. Не любят тебя в Киеве».

Однако верить в предательство Артёма – не хотелось. С детских лет воевода был с ним рядом. Что же делать? Кому довериться?

– Не уходи, любимый мой… – по-ромейски шептали мягкие сладкие губы. – Кто защитит нас, если ты уйдешь?

Ярополк молчал. Гладил жену по округлившемуся животу, прижимал ладонь, пытался почувствовать новую жизнь под родной плотью.

Он не уйдет. Только здесь, в опочивальне, хорошо ему и затишно. Только здесь…

* * *

– …И безмерна будет благодарность моего князя, – произнес посланец заученные слова. – Многую честь примешь от него. Из одной чаши пить с ним будешь, из одного блюда ясть. Щедрости его удивишься. Аки отца любить тебя станет.

Блуд слушал, кивал благосклонно. Верил. Владимир слово держит. И деться ему некуда. Только Блуд может открыть ему Киев. Кабы не Блуд, уже склонил бы князь ухо к сильным своим воеводам – и пал бы Киев всей силой на братнино воинство. И быть бы тогда Владимиру битым. И бежать ему опять через море – на земли свейские.

– Знает князь твой – давно он в сердце моем, – степенно ответил Блуд. – Только его хочу видеть в тереме киевском. Однако трудное это дело.

– Трудное, – согласился посланец. – Князь ждет, что ты ему посоветуешь.

Не простого воина послал к Блуду Владимир. Воеводу своего, Путяту-смольнянина. Честь оказал. Показал, что знает, как нужен Владимиру Блуд.

В Киев Путята попал легко. Несмотря на близость вражеского войска, стольный град жил обычной жизнью: многие ворота его были открыты. Лишь с севера стража стояла, и на стенах и у дороги бдили неотлучно усиленные дозоры.

Путята с севера заходить не стал. Обогнул город и зашел с Подола.

Сразу наверх не пошел. Потолкался среди торгового люда, послушал, что народ говорит.