Язычник

Дагмар рявкнул по-свейски, подзывая одного из своих хёвдингов.

Не успел гром ударить дважды, как большая сотня свеев, растянувшись цепью, устремилась через ржаное поле к змеившейся вдоль Двины дороге. Серые панцирные спины у многих были прикрыты волчьими шкурами. Издали они и казались волками: ловкие, стремительно-хищные.

– Торкель, возьми своих. Зайди с пристани и затаись. Когда мы начнем бить главные ворота, выждешь, пока полоцкие стянут к ним все силы, и ударь.

Нурманский ярл мотнул рыжей бородищей: одобрил княжий замысел.

И Добрыня тоже одобрительно кивнул, хотя план этот они придумали вместе, заранее. Пусть думают, что князь все решил сам и прямо сейчас.

А с грозой очень хорошо получилось. Все видят: удача на стороне Владимира. А удача и победа, считай, одно и то же.

* * *

Киевские лодьи мокли под дождем, но товары были надежно укрыты. Сами купцы спрятались под кожаным пологом, пережидая буйство Сварога и подкрепляя силы вяленой рыбкой и густым свежесваренным пивом. Купцы умели постоять за себя. У каждого было оружие: у кого – меч, у кого – топор или копье. У всех – луки и стрелы. Однако у стен Полоцка торговые гости чувствовали себя в полной безопасности. И оружие их большей частью осталось на лодьях. Это в походе оно должно быть под рукой, а здесь их бережет сила полоцкого князя.

Не уберегла.

Нурманы возникли из завесы дождя так стремительно и бесшумно, как умеют только викинги. Искусство, отточенное в сотнях походов, в десятке поколений. Внезапность в набеге – это победа.

Пятеро хирдманов, слаженных в битве, как пальцы одной руки, набросились на девятерых киевлян, укрывшихся под пологом, и перебили их быстрее, чем дважды прокукует кукушка. Посекли, убедились, что живых не осталось, и устремились дальше. Убивать. Мужчин, женщин, детей. Всех.

Вскоре на полоцкой пристани не осталось ни одного живого человека. Только нурманы. Тихо и быстро. Кое-кто из убиваемых, правда, успел крикнуть, но крик потерялся в шуме ливня.

Хирдманы ярла Торкеля прикончили больше сотни человек. Никто из викингов не получил даже царапины.

Ярл с подозрением вглядывался на привратные башни. Оттуда могли что-то заметить… Но не заметили.

Будь ярл один, он рискнул бы и бросил хирд к доверчиво распахнутым воротам. Вдруг удастся успеть раньше, чем эти разини проснутся и запахнут тяжелые створы…

Но Торкель был не один. Сделав дело, нурманы рассредоточились и затаились. Их время еще не пришло.

* * *

Сначала хрипло взревели рога сторожи на башнях, потом подхватило медным лязгом било на рыночной площади, а уж вслед за ним зарокотал-загудел большой барабан Детинца, поднимая княжью дружину.

Тревога застала Славку в отведенной ему комнате-горенке на самом верху княжьего терема. Славка бросился к окошку и сразу все увидел: затворенные ворота, спешащих по дороге воев, пеших и конных. Чужих. Сквозь дождевые струи знамен было не различить. Видно лишь, что пешие бежали – кучей, а конные ехали ровно, не обгоняя и держа строй: вот она, добрая выучка.

Присмотревшись, Славка увидел больше. Увидел лестницы, которые несла пехота, увидел большие щиты, которые тащили бегущие в первых рядах. Если у кого и могли возникнуть сомнения, что к Полоцку подступает враг, то теперь уж никаких сомнений не осталось. Еще Славка увидел, как выбегают из Детинца дружинники, на ходу застегивая брони, а из ближайших домов выскакивают горожане – ополченцы. Эти – кто с чем – с топорами, с сулицами, иные и вовсе с мирной снастью: косами да цепами. С тем, что под руку подвернулось.

По Славкиной спине прошла знакомая дрожь: битва!

Мигом бросился он к сложенной на ларь броне. Прямо поверх мирной рубахи надел поддоспешную стеганку, потом – текучее серебро кольчуги, затем – блестящий от жира панцирь хитрой византийской работы – с упругими выпуклыми чешуйками и зерцалом, на котором мастер вызолотил скорбный лик какого-то ромейского святого. Встряхнулся пару раз, чтобы броня «села» как надо. Подпоясался, проверил, полон ли колчан, хорошо ли ходит сабля в ножнах (знал, что хорошо, но все делал, как учили, по верной воинской привычке), не болтается ли в кармашке «засапожник», на месте ли запасная тетива. Последние движения – нахлобучить на голову шлем с подкладкой из войлока и мягкой кожи, закрепить ремешок, натянуть рукавицы – и в бой.

Лестницей не воспользовался: прыгнул с разбегу на опорный шест, соскользнул вниз, едва не сев на плечи какому-то полоцкому отроку, рявкнул на него: «Шевелись, курица!» – и во двор. А там сразу увидел и князя, и Устаха.

Оба – уже в седлах. А за ними – собирающийся конный строй лучших дружинников.

Еще один взгляд – на кремлевские ворота. Там – княжич Вуйфаст. Подгоняет выбегающих уже не толпой – десятками, дружинников.

Сызмала обученный воинскому делу, Славка сразу отметил выучку полоцкой дружины. Хоть и внезапно напал враг, а порядок сохранен. Всё двигается быстро, но без лишней торопливости. Вот только дождь – не в руку. Тетивы намокнут – беда.

Славка глянул на небо: ничего хорошего. Черным-черно. Ну да ладно.