Язычники

Дисколет удобен всем, безавариен, устойчив, вместителен. Но главное — бесшумность. Холмистая долина простиралась под нами, а в холмах и скалах темнели входы в пещеры, и, как мы потом убедились, достаточно широкие, чтобы Вася пролез. У горизонта голубели сглаженные далью горы, порывы легкого ветра шевелили нетронутые ботинком травы. Приятный пейзаж, навевающий ностальгические воспоминания. Небольшое синее солнце не обжигало, а лишь ласкало наши полуобнаженные тела. Хорошо было. Не поиск, а сплошное удовольствие. Короче, такое сочетание факторов, которое делает работу приятной. А к этому должен стремиться всякий разумный.

Мы зависли над холмом и увидели внизу массивную тушу какого-то зверя. Размеры скрадывались расстоянием, но зверь прыжками двигался в нашу сторону и, мы поняли, не по своей воле: его с воплями и воем гнали волосатые мужички. А в сторонке трусили карчикалои и другие хищники. Чуть повыше дисколета планировали пернатые и перепончатокрылые стервятники.

— Травоядный, — сказал Лев. — Похоже, они его на пастбище гонят. Видишь, туловище округлое, хвоста нет, так, поросячье подобие. Шеи вроде тоже нет, но рога ветвистые, в развилке гнездо из травы плетеное и принадлежащее, видать, вон той пичуге, что сидит на спине и укоризненно орет, дескать, я тебя предупреждала, надо было раньше сматываться. Чувствую, животное дойное и на бифштекс пригодное. А имя ему будет — ренелопа.

Тут Лева крякнул и замолчал. Внизу мужички махали копьями и метали их в зверя, подбегая совсем близко. И ведь не боялись, хотя эта громадина совсем не желала умирать. Зверь ревел душераздирающе и бросался с намерением подмять под себя преследователей. Нас в пылу сражения никто не замечал, и мы записали всю сцену охоты.

Когда наконец ренелопа испустила дух, охотники повыдергали копья, всаженные чуть ли не на половину длины, и, распевая местный шлягер, в котором последняя фраза повторялась бесконечно, ушли вдаль к холмам.

— С ума сойти, — сказал Вася. — Сколько трудов, сколько риска — и ради чего? Хоть бы вырезку забрали.

— А может, ренелопа невкусная.

— С такой внешностью! Где это вы невкусную свинью видели?

— Ну, на свинью она похожа, как чайник на репу. А убивают, допустим, из ритуальных соображений. В доказательство достижения членами данной банды, допустим, воинской или иной зрелости, а? Читал, на Земле в древности был такой обычай. Скажем, какой-нибудь Змеиный Зоб, накачав мышцы в прыжках по деревьям, шел тет-а-тет на крокодила. Ежели он приносил крокодилью шкуру, то все племя видело: теперь рисковый Зоб может взять себе жену. Семья, спаянная осознанием общего преступления, убийством реликтового животного, была прочной… — Капитан, который обычно выражался кратко, смущенно замолчал.

Внизу на поверженного зверя набросились хищники разных размеров и обличий. Они некрасиво чавкали и ссорились по пустякам.

— Вы как хотите, — сказал Вася, — а я лопаточную часть заберу. Ибо за ветеринаром бежать поздно.

С криком: «Переедание смерти подобно!» — Вася отогнал недовольных хищников и забрал вырезку. И правильно сделал: вечером мы убедились, что это было нежнейшее мясо, проросшее тающим во рту хрящом. Из него отбивные или, я вам скажу, шашлык под холодное цинандали — передать невозможно. Они не просто сочетались, эта инопланетная вырезка и чисто земное цинандали, — они дополняли друг друга, и это обстоятельство являлось неопровержимым свидетельством единства всего хорошего во Вселенной.

Тут к нам на холм забрался пухленький теленочек на толстых упругих ножках ростом метра полтора, морда наивная, но привлекательная. Вообще-то, все бычки отлично смотрятся, а этого не портили даже роговые щитки над глазами, даже длинные когти на лапах. Бычок облизал капитану руку, и тут мы увидели редкое зрелище — неудержимую улыбку, украсившую медальный лик нашего капитана, который и по делу-то редко смеялся.

— Если бы я был капитаном, может, ко мне тоже бы… приставали всякие звери. — Вася вздохнул, вспомнив ломерейского дракончика, оставленного дома.

— Вот в этом ты весь, — сказал Лев Матюшин.

И мы снова полетели над обширной равниной с рощами и степью. Живность внизу кишмя кишела, в небе реяли гигантские рукокрылые. Попадались и ренелопы, тела их колыхались, и мы уже знали, почему копья входили так глубоко: отнюдь не сила аборигенов была тому причиной, а мягкая консистенция звериного тела. Ночных хищников мы не нашли. Думать, что они попрятались в норах и пещерах, не приходилось: это ж не нора должна быть, а метро.