Язычники (ЛП)

Я опускаю руку на тяжелый ошейник, и облегчение пульсирует во мне, когда я перевожу взгляд на Романа. Тепло разливается по мне. Он мог бы легко дождаться, пока мы вернемся в замок, и попросить одного из своих братьев освободить нас, но это просто показывает, что иногда он не такой бессердечный засранец, каким всегда стремится быть. Лучезарная улыбка расплывается на моем лице.

— Черт возьми, да.

Роман подъезжает к передней роллерной двери мастерской, и мы все на мгновение оглядываемся по сторонам.

— Никого нет дома, — бормочет Маркус, замечая то же, что и все мы: ни машин, ни огней, и, судя по толстой цепи и замку, свисающим с входной двери, тут уже давно никого не было.

Мы вылезаем из машины, а Леви копается на заднем сиденье "Эскалейда", пока мы идем к двери. Жасмин держится рядом со мной, все еще не доверяя парням, но зная, что сейчас они — ее единственная надежда. Леви появляется через мгновение с массивным болторезом, и я удивленно смотрю на него.

— Ты просто держишь его на заднем сиденье машины?

Его брови хмурятся, когда он смотрит на меня.

— А ты нет?

Гребаный ад.

Возвращая свое внимание к двери, я наблюдаю, как Леви подходит и перерезает толстую цепочку, словно это был всего лишь лист мокрой бумаги. Его мышцы напрягаются, и я совершенно загипнотизирована, пока не вспоминаю, что именно эти придурки в первую очередь ответственны за то, что я оказалась в этом дурацком ошейнике.

Мы, не теряя времени, входим внутрь и включаем свет. Маркус прогуливается по этому месту, как будто он в своей стихии, точно зная, что ищет, когда возвращается и берет меня за руку. Он ведет меня через грязную мастерскую, и мое лицо морщится от запаха чего-то, что не нравится моему желудку.

Жасмин держится рядом со мной, пока Маркус подводит меня к скамейке, усаживает на нее и направляется к верстаку. Он роется в каких-то вещах, заглядывая то туда, то сюда, пока на его лице не появляется широкая ухмылка.

Он вытаскивает какую-то закругленную пилу, и я в ужасе смотрю на нее.

— Что это, блядь, такое? — Я вскрикиваю, мысль о том, что он планирует с ней делать, проникает в меня и давит мне на плечи.

— Это болгарка, — говорит он, возвращаясь ко мне и обыскивая мастерскую в поисках розетки. — Она пройдет сквозь этот ошейник, как сквозь масло.

Ааааааа, черт. Я должна была догадаться. Когда дело касается братьев ДеАнджелис, ничего не бывает просто.

— Вот, — говорит Леви, стаскивая рубашку и подходя ко мне. — Будет жарко, и искры посыплются на тебя, как фейерверк, — объясняет он, продевая рубашку через небольшое пространство между моей шеей и ошейником и расправляя остальную ее часть, чтобы защитить как можно больше моей кожи.

— Нет, — говорю я, взлетая со скамейки и пытаясь вытащить рубашку из-под ошейника. — Ни в коем случае. Это безумие. Что это за гребаная идея? Ты и близко не поднесешь ко мне эту штуку. Что случилось с ключом? — спрашиваю я, когда тянусь пальцами к маленькому замочку на передней части воротника.

На лице Леви появляется виноватая гримаса.

— Когда нас обыскивало ФБР, они забрали все, что у меня было при себе. Ключ пропал. Это наш лучший выход.

— БЛЯДЬ.

Я расхаживаю по грязной мастерской, делая долгие глубокие вдохи, а руки сжимаю в кулаки, отчаянно пытаясь подбодрить себя. Это ерунда. Просто здоровенное острое лезвие, вращающееся со скоростью миллион миль в час прямо у моей шеи. Ни в малейшей степени не глупая идея. В ней есть смысл.

Черт. Я в полной заднице. А я-то думала, что умру во время жестокой атаки, а меня все это время собирались прикончить вращающимся лезвием.

Я позволила этому случиться. Что, блядь, со мной не так?

Мой испуганный взгляд останавливается на Маркусе.

— Тебе лучше поторопиться, и я клянусь, если ты прорвешь мне кожу, я восстану из мертвых и буду преследовать тебя так, как никогда раньше.

— Все будет в порядке, детка. Хочешь верь, хочешь нет, но это не первое мое родео.

Мои глаза вылезают из орбит, и я таращусь на него, гадая, когда, черт возьми, ему приходилось делать это раньше, но вместо того, чтобы задать вопрос часа, я поворачиваюсь к Роману и Леви.

— Вам двоим придется держать меня.

Леви кивает, а Роман вздрагивает.

— Не думаю, что это такая уж хорошая идея, — говорит он, его взгляд скользит к заживающей татуировке у себя на руке, татуировке, которая каждый раз, когда я ее вижу, только напоминает мне о том, что произошло в ту ночь, когда в Маркуса стреляли.

— Со мной все будет в порядке, — говорю я ему, стиснув зубы, не желая вдаваться в подробности при Жасмин. — Просто сделайте это.

Роман долго выдерживает мой пристальный взгляд, прежде чем, наконец, кивнуть, и часть меня задается вопросом, для кого это должно быть тяжелее — для меня или для него?

Маркус включает болгарку, и она оживает, ужасающий звук вращающегося лезвия пугает меня до чертиков, когда я возвращаюсь к верстаку. Леви помогает мне лечь, прежде чем натянуть рубашку на мое лицо и тело. Он сжимает мою руку, и я крепко сжимаю его в ответ, чувствуя, как Маркус придвигается ко мне, его сильное бедро прижимается к моей руке.

Ах, блядь, блядь, блядь.