«Студент философии, которого я идентифицирую инициалами О.Б., был ярым поклонником Джордано Бруно. Он придумывал разные мнемотехнические игры. Первое, что он сделал, прибыв в Дом Спинозы, тщательно осмотрел здание, чтобы запечатлеть в памяти каждый уголок. Я его спросил, для чего ему это, и он объяснил мне, что использует здание как умозрительное хранилище для того, что ему необходимо держать в памяти. Если ему, например, нужно будет запомнить список из двухсот книг, он прочтет вслух название каждой книги, ассоциируя его с какой-нибудь частью здания. Потом он мысленно пробежится по клинике, и названия книг всплывут в памяти сами собой. Чтобы понять, как действует память, сказал он, нужно изучать архитектуру. Время ее разрушает, пространство — восстанавливает. Он продемонстрировал мне, как действует его метод: я даю ему список ста пациентов, он читает его всего один раз, а затем перечисляет имена с незначительными отклонениями».
Брокке (если речь действительно шла о нем) было в это время двадцать пять лет, и он только что поступил в университет. По всем дисциплинам у него были только десятки.[8] Он был сыном почтового служащего и дамской портнихи. Его отец умер от рака легких, когда Брокке было пятнадцать. По мнению доктора Бреста, одна из причин душевного расстройства Брокки заключалась в его отношениях с отцом.
«О.Б. говорил о своем отце с неизменным спокойствием, но когда я попросил, чтобы он его нарисовал, он сломал карандаш. Отец О.Б. работал в центральном почтовом офисе и был скромным служащим, пока не ударился в политику. В пятидесятые годы ему поручили просматривать переписку деятелей оппозиции в поисках писем, которые могли бы заинтересовать органы безопасности. По всей вероятности, он очень хорошо выполнял свою работу, потому что, когда его руководителей сняли, он остался на своем посту. Поскольку работы у него было много, он приносил часть корреспонденции домой и заставлял своего сына читать эти письма вслух. Он также требовал, чтобы ребенок читал письма про себя и выбирал те, о которых следует доложить начальству. Младшего брата О. Б. — он был на два года моложе и не имел таких способностей, как сам О.Б., — не привлекали к этой работе, которую О.Б. ненавидел. Когда моему пациенту исполнилось двенадцать, его отец попал в немилость, и его едва не уволили, потому что среди корреспонденции, которую его сын отметил как подозрительную, обнаружились апокрифические письма, которые сочинял сам О.Б. Отец наказал его: запер в комнате на неделю, отобрав все игрушки и книжки. Именно тогда О.Б. и начал придумывать свои мыслительные игры. Он часами смотрел на стену, находя в ее трещинах, пятнах и паутине пейзажи и лица. Он научился читать на досках пола слова, написанные на языке, который мог понять только он сам».
О.Б. поступил в дом отдыха «Спиноза» после неудачной попытки самоубийства. Он повесился у себя в комнате, как об этом рассказала его мать, когда его вытащили из петли. О.Б. никоим образом не противился госпитализации. Доктор Брест так и не понял, была это попытка самоубийства настоящей или притворной. В Доме «Спиноза» О.Б. вначале вел себя как примерный больной, больше заинтересованный в контактах с другими пациентами, нежели в том, чтобы вернуться к нормальной жизни.
О.Б. написал рассказ, оригинал которого был утерян. С этим рассказом он организовал что-то вроде игры, предлагая другим пациентам переписать его заново. Он заставлял их вносить изменения в сюжет. Затем он читал варианты и отмечал среди них те, в которых имелись следы психоза. Эти варианты он отдавал другим пациентам, чтобы они переписывали их еще раз. Казалось, что загадочная игра не имела конца. О.Б. отказывался говорить о своих опытах, но однажды сказал мне, что не видит смысла в том, чтобы писать, если своими писаниями он не может воздействовать на окружающую действительность. Вот почему, сказал он, меня интересует политика, не политические идеи, а политика как институт влияния на умы. Я спросил его, какому политическому течению он симпатизирует, и он ответил, что ему все равно. Для него было важным только влиять на людей и проводить преобразования — в любом направлении.
О.Б. находился в клинике два месяца. У него не было никаких проблем с психикой. Единственным темным пятном оставались его отношения со старым профессором истории, депрессивным маньяком, который решил написать мемуары. О.Б. предложил свои услуги в качестве писца. Он часами слушал рассказы старика, а потом перекладывал воспоминания на бумагу. Но О.Б. придавал всему, что писал, настолько угнетающий оттенок, что профессор смотрелся как подлинный разрушитель. Когда работа уже подходила к концу, профессор выбросился с четвертого этажа, а до этого сжег все свои бумаги. Вечером, накануне самоубийства, О.Б. прочел ему вслух заключительные главы.
Поскольку так и осталось неясным, имел ли О.Б. намерение побудить старика к самоубийству, студента выписали из клиники. Спустя какое-то время он возобновил свои занятия в университете.