Язык ада

Гигантские шурупы, которыми шкаф прикрутили к стене более полувека назад, не выдержали. При падении книжного шкафа по всей комнате разлетелись куски штукатурки. Книги, выпавшие с полок, были разбросаны на полу.

— Нападение на кафедру! — сказал Конде.

Дюпре поднял покрытую пылью книгу, и мы увидели на ее страницах кровавое пятно.

— И не только на кафедру. — Голос Дюпре сорвался. — Это была чудесная ночь, — добавил он себе под нос.

Брук подошел ближе, волоча ноги. Он казался подавленным и неуверенным в себе, но его голос звучал решительно и твердо:

— Посмотрим, нет ли кого-нибудь под шкафом.

Мы переглянулись. Это был один из таких моментов, когда кто-то в компании вдруг вспоминает, что его ждут в другом месте, наскоро прощается и уходит. Вот только мы не могли распрощаться и уйти.

Мы, все четверо, взялись за края книжного шкафа и попытались его поднять. При этом из шкафа посыпались книги, и он стал существенно легче. Толстенный том ударил меня по голове, и у меня из глаз искры посыпались. Мы все мгновенно покрылись пылью и раскрошенным гипсом.

Под книгами мы нашли металлическую стремянку, со сплющенными от удара ступеньками.

— Нужно несколько месяцев, чтобы навести здесь порядок, — вздохнул Конде. — Миро, я думаю, вы не будете просить об отставке, пока не закончите с этим делом.

Дюпре поднял несколько книг, и мы увидели пятна крови.

— Свежая, — сказал Брук. — Раненый где-то здесь, близко.

— Трехо?

— Вряд ли Трехо, если только кто-то ему не помог спуститься. Скорее всего это кто-то другой.

Я осмотрел Берлогу: все было в порядке. Когда мы проходили через приемную, Дюпре поднял трубку старого черного телефона.

— Нет гудка, — сообщил он.

Мы уныло переглянулись. Мы все боялись — хотя и по разным причинам — нашего таинственного врага; нас объединили общий страх, неуверенность, и запертые двери, и отключенные телефоны.

ТРЕТЬЯ ГОЛУБАЯ ТЕТРАДЬ

— Тише, — шепнул Брук, когда мы вышли в коридор. Я ясно услышал шум лифта в глубине здания.

Я побежал туда. Этот лифт использовался очень редко, во-первых, потому что о нем знали очень немногие, даже из сотрудников, не говоря уже о посетителях, а во-вторых, люди боялись в нем ездить, потому что он часто застревал между этажами. Но прежде чем я добрался до двери лифта, мотор заглох.

Я посмотрел вниз через сетчатую дверь. Я не смог различить, где остановился лифт: на первом этаже или в подвале. Я закричал:

— Ночной сторож! Вы меня слышите?

Мне никто не ответил, но дверь лифта открылась. Там, внизу, кто-то был — совсем близко, — кто-то таился в ночи; неизвестный, который, может быть, знал ответы на все вопросы.

— Пойдемте вниз, — сказал я.

Я устремился вперед, достаточно быстро, чтобы быть первым, но все-таки не так быстро, чтобы далеко обогнать остальных и встретиться с неизвестным в одиночку. На первом этаже лифта не было. Мы спустились в подвальное помещение.

Свет из кабины лифта был ярче, чем освещение в коридоре. Сетчатые двери были открыты. Я не без страха приблизился к лифту, одновременно испытывая чувство некоего странного благоговения, как если бы это был алтарь какого-нибудь языческого идола.

В глубине лифта сидел человек. Его голова склонилась набок. Пролилось столько крови, что было трудно определить, какая из ран была хуже всего. Лоб пересекал след от ужасного удара, на одной руке не хватало двух пальцев. Я узнал его по цвету пальто и по галстуку в желтых пятнах: это был Новарио.

Брук подошел к нему, пощупал пульс, а потом почти неслышным голосом сообщил, что он мертв.

В этой затемненной части подвала ярко освещенный лифт напоминал маленькую сцену, на которую смотрели мы — четверо зрителей. Казалось, что представление закончено и ничего больше не будет, но тут мы с Конде одновременно бросились в лифт. Я оказался проворнее и схватил голубую тетрадь. Она была точной копией той, которую мы нашли у тела коменданта. (Сейчас мне казалось, что та экспедиция на пятый этаж была очень давно.)

Голубая обложка была покрыта гипсовой пылью.

Я открыл окровавленную тетрадь. На первой странице было написано:

Философия и гуманитарные науки

(роман)

Омеро Брокка

Глава XXXIII: Смерть Новарио

ТУННЕЛЬ

Это был тот же каллиграфический почерк, который мы видели в других тетрадях, найденных на пятом этаже во время нашей ночной экспедиции. Я пролистал тетрадь, но все остальные страницы были девственно чисты.

— Похоже, кто-то играет в Брокку, — сказал я.

— Меня не интересует этот писатель-призрак. Я хочу немедленно выйти отсюда. — Дюпре побледнел. При виде трупа он как будто состарился лет на десять.

Брук, казалось, был больше озабочен тетрадью, чем мертвецом.

— И что все это значит, есть какие-нибудь идеи? — Он обратился сначала к Конде, а потом ко мне. Я решил рассказать правду: и о нашем походе на пятый этаж, и о том, как мы нашли тело коменданта. Я рассказал также о голубых тетрадях.

«Эта тетрадь пустая».

— А вдруг Брокка жив? Его кто-нибудь когда-нибудь видел?

— Он умер больше двадцати лет назад, — сказал Конде. — Утонул.