Читаем Язык Адама: Как люди создали язык, как язык создал людей полностью

По иронии, если ребенок пираха не смог бы выучить рекурсивный язык, это явилось бы одним из яснейших доказательств биологической природы языка, о каком только можно было бы мечтать. Это было бы загадкой, поскольку означало бы, что на какой-то стадии эволюции языковая способность разветвилась и в результате некоторые вещи, доступные людям большой ветви, оказались недоступными для представителей малой. Но это было бы единственно возможным объяснением, поскольку если бы язык являлся продуктом культуры, ребенок, выращенный в культуре рекурсивного языка, обязательно освоил бы рекурсию.

Но существует ли на самом деле такая штука, как рекурсия?

Такой вопрос и задавать кощунственно. В течение полувека все, независимо от взглядов на теорию Хомского, соглашались с тем, что рекурсия существует — что язык способен встраивать лингвистические объекты, фразы или предложения в структуру других лингвистических объектов того же типа. Соглашались ли люди с Хомским или нет, верили они во врожденность рекурсии или не верили, — никто не ставил под вопрос существование этой силы, с которой приходилось считаться.

Хотя на самом деле, как я сейчас покажу, это был артефакт анализа.

Кто его создал? Хомский.

Кто его уничтожил? Хомский, просто он этого не понял.

Это увлекательная история, так что начнем.


Необыкновенные приключения рекурсии

В 1957 году Хомский опубликовал свою судьбоносную работу, разрушающую каноны лингвистики: «Синтаксические структуры» («Syntactic Structures»). На этом этапе его вид грамматики официально назывался трансформационно-генеративным, но поскольку этот титул был слишком громоздким, а принципиально новой вещью были трансформации, большинство людей стало называть ее просто трансформационной грамматикой.

Помимо всего прочего, трансформации брали два простых предложения и делали из них сложное. Для примера возьмем такое предложение: «Та девушка, которую ты вчера встретил, говорит по-французски». Первоначально предполагалось, что это предложение состоит из двух простых: «Та девушка говорит по-французски» и «Ты вчера встретил девушку». Трансформация просто помещала второе предложение в первое в ходе процесса, который оказался названным «вложение». Оно давало такую последовательность: «Та девушка ты встретил девушку вчера говорит по-французски». Второе появление слова «девушка» затем «удаляется как идентичное», и вуаля: ваше сложное предложение готово. Предполагалось, что так, из простых предложений, создаются все сложные.

Но погодите. Если для эвристических или дидактических целей трансформации могли быть показаны как оперирующие реальными цепочками слов, на самом деле они не должны были заниматься ничем подобным. Они были гораздо более абстрактными. Слова были всего-навсего объектами «поверхностных структур», а трансформации работали на уровне «глубинных структур». Глубинные структуры состояли из абстрактных форм, классов слов и типов структур, которые залегали под поверхностным уровнем реальных предложений. Эти формы были наделены символами, которые использовались как инструкции для трансформации: S для предложения, N для существительного, NP для именной группы (раз каждое имя существительное могло расшириться до фразы), V для глагола, VP для глагольной группы и так далее. Вплоть до последней трансформации предложения строились в таких терминах, а слова вставлялись только на самом последнем этапе формирования предложения.

Чтобы создавать необходимые глубинные структуры, вам нужен был набор того, что называлось «правилами вывода». Правила вывода разбивали глубинные символы на составляющие, как указано ниже:

S → NP VP

NP → (Det) N (PP)

VP→ V (NP) (NТ) (РР)

РР → Р NP

«Det» обозначает определяющие слова — такие, как «тот» или «эта», а РР означает предложную группу, круглые скобки сигнализируют, что присутствие составляющей необязательно. NP и VР должны соответственно включать не более чем N и V. Прилагательные на этой стадии не включались, предложения с ними, даже простые, были «генерированы» трансформацией. Так, чтобы получить «Злой человек ушел», сначала нужно было построить «Человек ушел» и «Человек злой», потом произвести вставку: «Человек человек злой ушел», потом удаление: «Человек злой ушел» и заключительную транспозицию.

Как показывали все правила вывода, элемент мог быть включен в состав другого такого же элемента: выделенная из РР, могла быть вставлена в другую NP. Это и есть рекурсия.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное