Язык его пропавшей жены

Толбуев вошел внутрь. «Прячется она, что ли?» — подумал он. Странно. Или ушла куда? Но зачем же тогда свечи? Все это походило на какой-то ритуал. Похоронный или каббалистический. Тем более что на столике лежал череп. И стояло несколько разного размера зеркал. На одном из них кроваво-красной губной помадой было написано: «Жена». На другом — «Муж». Или это была не помада, не краска, а кровь? И эти зеркала будто смотрели друг на друга. Из потустороннего мира.

И тут дверь вдруг неожиданно захлопнулась. Словно кто-то только и ждал того, что Толбуев окажется в ловушке. Птичка попалась в клетку. Велемир Радомирович рванулся назад, подергал дверь, но она уже была крепко заперта снаружи. Может быть, ее даже подперли чем-то.

— Эй, что за шутки? — громко сказал он. — А ну-ка отворите!

— Сгоришь в гиене огненной, — услышал он тихий вкрадчивый голос. Мужской или женский — не разобрать. Голос смерти. Ему стало совсем не по себе. Надо же так попасться! И глупо, и нелепо. Действительно, как мотылек на огонек свечи.

Он посмотрел вокруг, ища какой-нибудь тяжелый предмет, лом на худой конец, чтобы попытаться выломать дверь. Но ничего подходящего не обнаружил, все было заботливо заранее вынесено. Да и кроме того, Толбуев заметил несколько новых укрепляющих петель на двери. Наверное, еще и засов какой-нибудь снаружи. А то и амбарный замок повесили.

А вскоре он почувствовал запах дыма. Стены сторожки уже начали потрескивать от огня. Ее умело подожгли со всех четырех сторон. Возможно, керосин плеснули. Профессионалы! Но кто? Белая вдова? Или некто другой, другие? Сейчас было не время выяснять, догадываться. Велемир Радомирович понимал, что еще три-пять минут — и он сгорит заживо. Если прежде не задохнется от дыма, который уже начал наполнять всю сторожку. А поделать ничего не мог.

«Вот и конец», — подумал он равнодушно. Будто оценивал всю ситуацию и смотрел на себя как бы со стороны. «Ну и ладно». Он вернулся к столу, сел в кресло и спокойно приготовился к смерти. А снаружи в это время раздался еще один голос, не тот, который пообещал ему прежде «гиену огненную», другой. Голос, кажется, знакомый. Потом послышались глухие удары по двери. Кто-то ломал засов или сбивал замок.

А Велемир Радомирович от едкого дыма уже начал терять сознание. «Интересно, чем все это закончится?» — еще успел подумать он, проваливаясь в черноту небытия, но пытаясь уцепиться за свет. И увидел, что дверь рухнула, буквально разлетевшись в щепки, а в сторожку вбежал Иван. Он-то и вытащил Толбуева на свежий воздух и уложил безжизненное тело на траву.

…Через некоторое время Велемир Радомирович пришел в себя.

— Ты как здесь? — спросил он, пытаясь встать на ноги. Но голова все еще кружилась.

— Лежите, лежите, — ответил Иван. — Вам лучше пока не делать резких движений. А здесь я потому, что все время шел следом. Я ведь, дядя Веля, как-никак ваш телохранитель, а отец строго-настрого запретил мне упускать вас из вида. Мало ли что. Жаль, опоздал немного.

— Опоздал к ужину, к шведскому столу? — попытался пошутить Толбуев.

— К пожару, — пояснил Иван. — Он начался, когда я был еще далеко. И поджигателя или поджигателей уже не застал.

— Значит, не видел, кто это?

— Нет. Мелькнуло только что-то белое. И исчезло. Как сквозь землю провалилось.

— Может, и провалилось, — раздумывая, сказал Велемир Радомирович. — Окрестности хорошо знает. Похоже, белая вдова. Но не уверен. Выводы делать рано. Их твой отец сделает.

Они разговаривали при ярком свете полыхающей сторожки. Толбуев поднялся, чувствуя себя гораздо лучше. Если это действительно белая вдова, то зачем она хотела его убить? Вернее, сжечь заживо? Из каких-то своих личных или каббалистических устремлений? Принимает за своего утонувшего мужа? Или за мужа реального, но бросившего ее? Или видит в нем именно Велемира? Тогда это сошедшая с ума Лена, его жена. Вопросы повисали в воздухе, ждали ответа. Но его не было и пока не могло быть.

А сторожка весело догорала. Даже залихватски пощелкивала и потрескивала поленьями и углями. Толбуев и Иван, стоя поодаль, молча наблюдали за этим мистическим действом, означавшим конец кладбищенской каббалы. Огонь съедал ее всю, подчистую, без остатков. И вскоре на месте сторожки, догоревшей дотла, образовалась просто куча черных обугленных деревяшек. Между которыми продолжали тускло поблескивать закопченные зеркала. Да еще лежал потемневший череп.

— А я ведь еще не поблагодарил тебя за спасение, — произнес Велемир Радомирович. — Если бы не ты… Зачтется.

— Само собой, — ответил Иван. — Зачетку когда принести? Но если серьезно, то после ваших впечатляющих лекций в эти дни я решил действительно заняться языкознанием. Буду, наверное, осенью поступать на филологический. А то все выбирал — куда? Теперь ясно. Лингвистика — великая и самая увлекательная из всех наук.

— Ну и правильно. А я тебя поднатаскаю перед экзаменом. Но мы с тобой об этом еще после потолкуем. А теперь пошли в гостиницу. Пока они там все котлеты не съели и водку не выпили. Сейчас самое время подкрепиться.

— Оставят, не сомневайтесь.