Читаем Язык есть Бог. Заметки об Иосифе Бродском [с иллюстрациями] полностью

Язык есть Бог. Заметки об Иосифе Бродском [с иллюстрациями]

Мысль развивается в эссе «Путешествие в Стамбул» (1985): «… пространство для меня действительно и меньше, и менее дорого, чем время. Не потому, однако, что оно меньше, а потому, что оно — вещь, тогда как время есть мысль о вещи. Между вещью и мыслью, скажу я, всегда предпочтительнее последнее». Пространство есть, проще говоря, «тело», тогда как время связано с мыслью, памятью, чувствами — с «душой».

Отношение Бродского к прошлому отличается ностальгичностью. Существование приобретает «статус реальности» только постфактум, и это объясняет ретроспективный процесс сочинительства и тягу к элегическому жанру. В русском языке глаголы стоят «в длинной очереди к „л“», и поэзия самого Бродского полна временных маркеров из частной и общей истории («фокстрот», «бемоль», «клюква», «абажур», «колючая ель» и т. п.), как, например, в «Эклоге 4-й (зимней)» (1980):

Зима! Я люблю твою горечь клюквык чаю, блюдца с дольками мандарина,твой миндаль с арахисом, граммов двести.Ты раскрываешь цыплячьи клювыименами «Ольга» или «Марина»,произносимыми с нежностью только в детствеи в тепле. Я пою синеву сугробав сумерках, шорох фольги, чистоту бемоля —точно «чижика» где подбирает рука Господня <…>

Будущее связано с другими, отрицательными качествами — в индивидуальном плане прежде всего со смертью человека. Если будущее вообще что-то значит, говорит Бродский, то это «в первую очередь наше в нем отсутствие. Первое, что мы обнаруживаем, в него заглядывая, — это наше небытие». Поэтому оно описывается в таких терминах, как «холод», «оледененье», «пустота»:

Сильный мороз суть откровенье телуо его грядущей температуре…(«Эклога 4-я»)

Пахнет, я бы добавил, неолитом и палеолитом.В просторечии — будущим. Ибо оледененьеесть категория будущего, которое есть пора,когда больше уже никого не любишь,даже себя. Когда надеваешь вещина себя без расчета все это внезапно скинутьв чьей-нибудь комнате, и когда не можешьвыйти из дому в одной голубой рубашке,не говоря — нагим. Я многому научилсяу тебя, но не этому. В определенном смысле,в будущем нет никого; в определенном смысле,в будущем нам никто не дорог.……………………………… …Будущее всегданастает, когда кто-нибудь умирает.Особенно человек…(«Вертумн», 1990)

То, что в жизни воспринимается как неприятное и отрицательное, есть на самом деле крик будущего, пытающегося прорваться в настоящее. Единственное, что может мешать будущему слиться с прошлым, это короткий отрезок времени, являющийся настоящим — символизированный в «Эклоге 4-й» человеком и его теплым телом (заметьте эффектную разбивку строф между двумя последними строками):

Жизнь моя затянулась. Холод похож на холод,время — на время. Единственная преграда —теплое тело. Упрямое, как ослица,стоит оно между ними, поднявши ворот,как пограничник держась приклада,грядущему не позволяя слитьсяс прошлым…

С годами человек становится все более незримым — как намек на это слияние, то есть на его отсутствие во времени. Как в «Литовском ноктюрне» 1973 года (курсив — мой):

…Ибо незримостьвходит в моду с годами — как тела уступка душе,как намек на грядущее, как маскхалатРая, как затянувшийся минус.Ибо все в барышеот отсутствия, отбестелесности: горы и долы,медный маятник, сильно привыкший к часам,Бог, смотрящий на все это дело с высот,зеркала, коридоры,соглядатай, ты сам.

Перейти на страницу: