Язык и этническая идентичность. Урумы и румеи Приазовья

Собиратель. А вот если бы ваша внучка не понимала по-гречески, была бы она гречанка?

Информант. По крови ж идет. Если у нее в метрике написано: отец — грек, мать — гречанка…

(Сведения об информанте: БАБ, румейка, 1925, Касьяновка.)

Теоретически идиом, символизирующий греческую идентичность, может незаметно измениться, однако сообщество в собственных глазах не только останется греками, но сохранит чувство прямой преемственности. Информанты настаивают на тождестве греческого (румейского) и греческого (новогреческого), приписывая последнему функции родного языка.

Очерченные выше представления о румейском языке косвенно отражаются в стратегиях сохранения и использования идиома в сообществе. Как уже отмечалось, подобные связи взаимообратимы, и языковое поведение сообщества, в свою очередь, формирует стереотипные представления о языке.

Сформировавшаяся под воздействием контактов с другими группами языковая лояльность косвенно влияет на стратегии сообщества в области сохранения или отказа от идиома. Негативные оценки идиома, принятые при сравнении с другими языковыми вариантами, могут служить причиной выбора языка. Не берусь, однако, определить причины и следствия в ситуации, когда информант не говорит с детьми на родном языке и утверждает, что не хочет учить их румейскому, потому что это бесполезный, некультурный язык. Отказ от идиома и языковой сдвиг усугубляют негативное отношение к румейскому, а на фоне взаимодействия с другими вариантами отчетливо проявляются отрицательные оценки идиома.

Знание румейского не считается в сообществе достоинством, символическим капиталом группы. Даже если не рассматривать крайние ситуации (упоминавшиеся, например, в одном из интервью телесные наказания детей за использование родного языка, что является все же исключением из правил), следует признать невысокий престиж румейского языка, который сообщество считает бесполезным. При наиболее благоприятной ситуации для сохранения идиома, как в Малом Янисоле [94], румеи воспринимают владение румейским как естественное свойство тех, кто родился и остался жить в румейском поселке. Информанты противопоставляют «родной язык» идиому, овладение которым требует специальных усилий и (или) институциональной поддержки.

Информант. Мне вот отец запрещал по-гречески говорить. И мне, и сестрам.

Собиратель. Почему?

Информант. Чтоб учился на русском нормально разговаривать, а греческий всегда выучишь. Это ж родной, кровный язык.

(Сведения об инфоманте: СФБ, румей, год рождения неизвестен, Касьяновка.)

Предполагается, что, уехав в город, человек прекращает использовать румейский и забывает его, тогда как молодые люди, оставшиеся в поселке, выучат идиом в общении со старшими коллегами в колхозе или на машинно-тракторной станции [95]. В интервью отмечается, что работающие в колхозе приезжие также овладевают румейским, так как это чрезвычайно простой язык.

Описание румейского языка как совокупности различающихся между собой локальных вариантов, не имеющих единой письменной и литературной нормы, служит для сообщества аргументом для отказа от диалекта в пользу русского и, в меньшей степени, новогреческого языков.

Румеи не вполне согласны с высказываемым греческими обществами положением о необходимости массового изучения новогреческого, который, возможно, станет родным языком румеев или, по крайней мере, языком общения с греками из Греции и румеев и урумов между собой. Распространение новогреческого в сообществе затрагивает лишь незначительную часть румеев. Большинство информантов не считают, что новогреческий должен выполнять высшие коммуникативные функции, однако не видят в этой функции и румейский. Языком образования, культуры для них остается русский.