Язык и философия культуры

С этой точки зрения каждый язык имеет по-своему очерченный круг влияния. Для одних мы должны признать, что они внесли существенный вклад в наше сегодняшее образование, сопровождая все формы его развития начиная с глубокой древности. Другие языки создали себе обособленную и не связанную непосредственно с нашей духовную область. Многие либо не достигли той ступени развития, на которой могут быть созданы творения духа, либо, достигнув ее однажды, деградировали впоследствии. Тем самым они важны здесь либо для истории других языков, либо как отдельные примеры культурного состояния разных народов. Таким образом, наше всемирно-историческое рассмотрение языков должно ответить и на вопрос о том, как язык, происходя из природного звука и потребности, становится родителем и воспитателем всего эысочайшего и утонченнейшего в человечестве. Исследуя различия в исторических судьбах, разного рода взаимодействия и родственные связи, можно обособить и сопоставить неизвестные нам до сих пор языки, определить их характер, найти в их строе источник этого характера и оценить их историческую ценность.

Однако прежде всего, чтобы не запутаться в неопределенных и неустойчивых понятиях, необходимо точнее определить, в чем же состоит различие языковых характеров, и подкрепить это определение примерами, понять, как обнаружить его с помощью силы, порождающей мысль путем языка, и какие языковые средства и особенности языкового строя этот характер образуют. Такое исследование возможностей исторической обработки языков в зависимости от их характера должно предшествовать основному изложению, поскольку это исследование показывает, может ли упомянутая зависимость быть понята с достаточной для исторического изучения определенностью.

Я умышленно нарушил здесь естественный ход мысли, поскольку мне нужно было показать, насколько сравнительное изучение языков важно и существенно для постижения всей совокупности духовной деятельности человечества, причем пренебрежение этим изучением немедленно обнаруживает себя в виде значительных лакун. Между тем и поныне многие измеряют ценность изучения языка ценностью его литературы, а занятия лишенными литератур языками объявляют пригодными лишь для утоления праздного научного любопытства, находя исследования их звуков, словаря и словоизменения ничтожными и недостойными философского осмысления. Однако здесь все очень просто. В действительности — ив целом именно такое убеждение складывается у нас из опыта — своеобразие языка влияет на сущность нации, как той, которая говорит на нем, так и той, для которой он чужой, поэтому тщательное изучение языка должно включать в себя все, что история и философия связывают с внутренним миром человека. Поскольку язык оказывает воздействие только через самого себя, приходится изучать его, как и всякий предмет, который мы хотим по-настоящему обосновать сам по себе и независимо от любых других целей. Рассматривать язык не как средство общения, а как цель в самом себе, как орудие мыслей и чувств народа есть основа подлинного языкового исследования, от которого любое другое изучение языка, как бы основательно оно ни было, в сущности своей только уводит. Такое исследование языка самого по себе уподобляет его любому другому природному объекту. Оно должно объять все различия, поскольку каждое из них принадлежит к понятийному целому; оно должно вникнуть в подробнейшие расчленения на составные части, поскольку совокупное воздействие языка складывается из постоянно возобновляющегося действия этих составных частей.

Приходится также отвечать и на вопрос о том, каким образом различия в характере языков способны расширять и возвышать познание.

Язык имеет троякую цель, соответствующую интенсивности его действия:

Он — посредник в процессе понимания и требует поэтому определенности и ясности.

Он дает чувству выражение, и сам вызывает чувство и потому требует силы, отчетливости и гибкости.

Он побуждает через сообщаемый мысли облик к новым мыслям и их сочетаниям и потому требует действия духа, который оставляет в словах свой отпечаток.

Один язык может отличаться от другого, превосходя его в одном из способов действия и уступая в другом, но каждый из трех способов требует для своего осуществления двух других, если же какой-то из них возобладает, то путь его исказится, ясность станет скучной бессодержательностью, выражение чувств — высокопарной или манерной чувствительностью, весомая полнота смысла — надуманностью и неясностью. Безупречное своеобразие возникает благодаря соразмерному взаимоопределению этих способов действия, в котором, однако, один является господствующим.