Язык и семиотика тела. Том 2. Естественный язык и язык жестов в коммуникативной деятельности человека

Кинетографами являются жесты, изображающие произвольные действия, за исключением собственно движений, и имитирующие траекторию, силу и некоторые другие параметры действий, а также звучания, сопровождающие действия. Примером кинетографов служат жесты, иконически изображающие резание или сгибание предмета, резание ножницами, удар молотка, лепку. Имеются кинетографы, имитирующие петлю или другие фигуры высшего пилотажа, которые исполняет самолет. Есть кинетограф «слушаю» (форма жеста: человек выгибает ладонью ухо в направлении собеседника, удерживая ухо некоторое время в таком положении), кинетографы, изображающие закрываемую с силой книгу или показывающие деньги. В последнем случае икона представляет собой жест следующей формы: указательный (часто вместе со средним) и большой пальцы руки трутся друг о друга, имитируя шелест денег при счете или различных платежных операциях.

Замечание (О соотношении идеографических и кинетографических жестов)

Д. Эфрон, который, по-видимому, был первым, кто выделил разные типы иконических иллюстраторов, специально останавливался на различии так называемых идеографических и кинетографических жестов. Под идеографическими жестами он понимал «gestures which trace or sketch out in the air the path and direction of thought» ‘жесты, которые вычерчивают или схематически изображают в воздухе путь и направление движения мысли’, а под кинетографическими жестами он имел в виду «gestures that depict a bodily action» ‘жесты, которые изображают телесное движение’ (Efron 1941/1972, 10–11).

1.2. Свойства иконических жестов

Несмотря на исходно биологическую, а потому, казалось бы, универсальную природу и способ выражения значения, иконические жесты разных культур в общем случае не совпадают: культурная и языковая специфика сказываются как на физической реализации жестов, так и на особенностях выражаемых ими значений. Именно по этой причине жестовые иконы одних культур не всегда распознаются и понимаются представителями других культур. Так, по данным известной французской исследовательницы Ж. Кальбрис, из 34 французских жестов, большинство которых были иконическими и которые были ею предложены для распознавания венгерским и японским испытуемым, венгры смогли узнать только 11 единиц, а японцы – и того меньше, а именно 6 (Calbris 1990, 38). Даже введение явной подсказки в виде очевидного невербального ключа, указывающего на связь жеста с конкретным объектом-референтом или значением, как правило, не приводило к правильной интерпретации жеста. Например, проведение на уровне пояса ребром руки с опущенной вниз ладонью горизонтальной линии поперек туловища, помимо выражения смысла насыщения или пресыщения (примерное значение – ‘наелся’), интерпретировалось информантами также и совсем другими способами. Одни опрашиваемые трактовали данное движение как имеющее форму прямой линии, проведенной на уровне живота и выражающее идею ‘ниже пояса’. Другие видели в этом жесте линию, фиксирующую середину туловища и передающую идею ‘средне, так себе’, то есть рассматривали данную невербальную единицу как эквивалент французского comme ci, comme ca. Третьи считали, что такая прямая показывает уровень, который не следует превышать (это семантика ограничения, что-то вроде ‘достал, вот ты где у меня’). Четвертые рассматривали ту же линию как разделительную черту, однако ориентированную на нижнюю половину тела, а само движение интерпретировали как невербальный знак, передающий идею низа, то есть понимали его как вульгарный, обсценный жест, связанный своей семантикой с местоположением гениталий.

Существуют, однако, весьма сильные связи и мотивации исполняемых жестовых движений и выражаемых ими значений, которые являются хорошим диагностическим ключом для понимания скрытых психических процессов.