Язык мой - друг мой

Когда мы приземлились в Дели, уже стемнело. Прямо с аэродрома поехали в резиденцию Индиры Ганди. Стояла несусветная жара. На улицах — большая неразбериха. Официальные кортежи с гостями сновали туда-сюда, подъезжали, отъезжали, создавая заторы на узких и плохо освещенных делийских улицах. Мы часто останавливались по дороге. Несколько раз Тихонов оборачивался и спрашивал почему-то у меня:

— Товарищ Суходрев, почему мы стоим?

Но откуда мне было знать, я ведь прилетел вместе с ними.

Вокруг царила такая страшная безысходность, что ее почувствовали даже мои старцы… Вопросов ко мне больше не было, они молчали.

Приехав в резиденцию, мы прошли через анфиладу комнат в небольшой зал, где находилось тело Индиры Ганди. Оно лежало на невысоком постаменте, у изголовья стоял переносной кондиционер. Он явно не справлялся со своей функцией, потому что, подойдя поближе, я заметил, что красивое лицо Индиры уже тронуто тленом. В Индии обычно не бальзамируют и не гримируют покойных. Я почувствовал, как у меня сжалось сердце при виде темных пятен на этом недавно прекрасном лице. Помню, после того как мы вернулись в Москву, моя жена сказала, что даже по телевизору было видно, что я испытывал сильное потрясение.

Мы обошли постамент и оказались рядом со столом, на котором лежала Книга скорби. Кто-то из индийцев перевернул страницу, подал Тихонову ручку. Тот сел и задумался. Обычно в таких случаях посольство старается заранее подготовить траурный текст. На сей раз это сделать не успели. Тихонов поднял голову и спросил у меня:

— Товарищ Суходрев, что писать?

Подсказать было некому. Даже начальник секретариата Тихонова, Борис Бацанов, куда-то исчез. Не увидел я и посла. Тогда я нагнулся к Тихонову и стал негромко диктовать:

«Вместе со всем индийским народом… скорбим в связи с безвременной кончиной… великой дочери Индии…»

Тихонов медленно выводил текст трясущейся старческой рукой.

На следующий день была кремация. Жара стояла такая, что казалось, все вокруг плавится. Мне стало жаль двух своих старцев, которые стойко это переносили.

Сын Индиры, Раджив, поджег огромный костер. Началась долгая процедура сожжения тела.

После гибели Индиры премьер-министром назначили ее сына Раджива. Наша делегация во главе с Тихоновым посетила его. Выразив официальные соболезнования, мы провели непродолжительную деловую беседу. На выходе Раджив подал и мне руку, прощаясь. И я сказал:

— Простите меня, я, конечно, нахожусь здесь всего лишь в качестве переводчика, но я очень хорошо и давно знал вашу мать, уважаемую шримати Индиру Ганди, поэтому примите и от меня самые сердечные личные соболезнования. Для меня, поверьте, это тоже большое горе.

Раджив опустил глаза и прошептал:

— Спасибо. Спасибо…

Читатель, наверное, помнит, что через несколько лет Раджива постигла печальная участь его славной матери.

«Красный телефон»

В последующие за смещением Хрущева годы, вплоть до окончательного утверждения Брежнева в качестве единоличного правителя, несмотря на всяческое подчеркивание нашими руководителями принципа «триединства» руководства СССР (Брежнев — Косыгин — Подгорный), за границей полагали, что дело надо иметь только с Косыгиным. Зарубежные лидеры рассуждали примерно так: коллективное руководство — это сугубо внутренняя политика, а переговоры надо вести с тем, кто больше других разбирается в международной политике и способен грамотно выразить мнение государства. Таким человеком в их глазах и был Алексей Николаевич. Поэтому послы для обсуждения особо важных вопросов просились на прием именно к Косыгину, личные послания от первых лиц зарубежных государств адресовались опять-таки ему.

…В июне 1967 года на Ближнем Востоке разразилась Шестидневная война. В нее были втянуты три государства: Израиль — с одной стороны, Сирия и Египет — с другой. Как только началась эта война, выяснилось, что военное превосходство на стороне Израиля. Дело шло к полному уничтожению чуть ли не всей военной техники Сирии и Египта, которая в свое время была поставлена им СССР. Перспектив успешного исхода для арабов не было. И тогда советское руководство стало искать выход. Вспомнили о наличии так называемой горячей линии связи между Москвой и Вашингтоном.