Язык мой – враг мой

— Ну, во-первых, гибель человека сама по себе может память отшибить, а во-вторых, между этой ссорой и исчезновением Мирона имело место куда более впечатляющее событие. На сей раз при моем активном участии.

— А вы не хотите посвятить меня в суть дела, Варвара Андреевна? — немного ехидно полюбопытствовал шпион Белов.

Я не видела причин, мешающих мне удовлетворить шпионское любопытство, и рассказала все как на духу. Наверное, я зря оклеветала Славок. Белов явно слышал эту историю впервые. Во всяком случае, изобразить ту гамму чувств, которую я увидела на его лице, едва ли можно намеренно. Только после долгой паузы Константин Олегович сумел закрыть рот и произнести членораздельную фразу:

— Объясните мне, Варвара Андреевна, как вы ухитрились дожить до своих лет?

Впервые на моей памяти следователю Белову изменила его безупречная вежливость. Напомнить даме о ее годах — такого моветона я от него не ожидала!

— Исключительно благодаря своему такту и обаянию, — буркнула я нелюбезно.

Белов, похоже, сообразил, что допустил оплошность. Во всяком случае, в нашем разговоре возникла затяжная пауза.

Я нарушила молчание первой — не сидеть же тут целую вечность!

— А как ваши успехи в расследовании, Константин Олегович? Нашли неопровержимые улики? Отпечатки пальцев, свидетелей?

Белов отшвырнул ручку:

— Нет. Отпечатков пальцев на двери бокса хватает, но практически все они смазаны. Да и что в них толку? Персонал медпункта бывает там постоянно. Из вашей компании в бокс Нины Полторацкой заглядывали почти все. Никто этого и не скрывает. А убийца вообще мог открыть дверь, не оставляя следов. Например, нажать на ручку ногтем. Ох, будь оно все неладно! Я целые сутки, не меньше, потратил на опросы работников и отдыхающих и выяснил только, да и то не наверняка, что Ирина Астафьева наставляет рога сво… — Шпион Белов осекся на полуслове, и его интересная бледность уступила место поросячьей розоватости. — Как это у вас получается, Варвара Андреевна? Впервые в жизни я проговорился перед свидетелем, возможно, даже подозреваемым.

Я ответила Белову жалостливым взглядом умудренного жизнью философа, выслушавшего горячечные речи зеленого юнца.

— Это случается, Константин Олегович. Но вы сильный человек и, я уверена, сумеете справиться с недостойной слабостью к женщине, пусть даже такой милой и обаятельной.

Константин Олегович пару раз открыл рот, словно рыбина на берегу, потом весело рассмеялся:

— Нет, Варвара Андреевна, боюсь, вас мне не забыть уже никогда. Ступайте, бога ради, не вводите в грех.

Я дошла до двери и только там вспомнила, что должна сообщить Белову о недомогании Марка. Стараясь говорить по возможности непринужденно, я рассказала следователю об отравлении и справилась, не соблаговолит ли он отложить арест больного.

Судя по реакции Белова, со своей задачей я не справилась. Не удалось мне внушить ему мысль, что мы воспринимаем отравление как неприятную, но вполне обыкновенную случайность.

— Я и не знал, что на Южном берегу много комаров, — заметил Белов бесцветным голосом.

Поймав его цепкий взгляд, я почувствовала, как мое лицо заливает краска, и неожиданно разозлилась. Причем злость моя необъяснимым образом обратилась на Прошку.

— Есть у нас один осел, которого никому не удалось убедить в обратном, — выпалила я раздраженно.

— Ну что ж… Очень жаль. А я-то хотел спросить вашего Марка, почему он забыл упомянуть об одном разговоре с Мироном Полторацким. Я нашел в пансионате свидетеля, который видел, как они беседовали здесь в день гибели Полторацкого. Причем беседа, по-видимому, была отнюдь не дружеской…

Глава 18

Это был настоящий нокаут. Если Белов хотел рассчитаться со мной за все мои фортели, он своего добился. Я деревянным голосом сказала ему «до свидания», на деревянных ногах доплелась до дерматинового ужаса в смежной комнате и бессильно плюхнулась рядом с Прошкой. Леша удалился в кабинет Белова.

Из роя обрывочных мыслей, зудящих в голове, выделилось воспоминание о недавнем разговоре с Прошкой. «…убийство чистое и аккуратное… Убийца способен на мгновенную импровизацию… Похоже на Марка… похоже на Марка… похоже на Марка». Последняя фраза звучала в мозгу с навязчивостью испорченной пластинки. С трудом отмахнувшись от нее, я попыталась найти доводы против этой ужасной версии, но, как ошалевший марафонец, побежала в противоположную от цели сторону.