Дом, в котором национальный гений страны в удивительном сочетании красоты и силы воплотился в эту девушку, сегодня принадлежит округу Вогезы, охраняющему его с большой заботой. Над дверью возвышается герб племянника Жанны — на лазурном поле герба три золотых лемеха, на которых держится золотая звезда. Рядом находится герб, дарованный его тете самим Карлом VII: на лазурном поле серебряный меч вместе с золотой короной, тремя лилиями, крестом и яблоней.
Девиз: Vive labeur, avec millesime 1481.
Фасад дома украшен по приказу Людовика XI нишей, сделанной довольно элегантно в стиле своего времени, с гербом Франции в глубине. Прежде в нише находилась статуя Жанны в военном снаряжении, молящейся на коленях, с соединенными ладонями. Оригинал был разрушен гугенотами в конце XVI века. Во времена Людовика XIII на его месте была установлена другая статуя, искалеченная и уничтоженная масонами Лотарингии в 1848 году. Сегодня в нише находится одна копия этой последней статуи; другая же располагается в главной комнате дома, преобразованного в музей. Доспехи на этой последней отличаются по стилю исполнения от всего остального и поэтому должны принадлежать статуе, сделанной по приказу Людовика XI, а голова, также слегка несоответствующая фигуре в целом, должна быть точной копией с головы статуи времен Людовика XIII. Что касается доспехов, то они, как ни странно, представляют собой образец снаряжения соратника Генриха IV, а не Карла VII. Тем не менее, эта статуя является лучшей из всех существующих, потому что она более точно соответствует образу Девственницы, поразившей всех своей храбростью. Ее лицо — это лицо девушки из долины Мец, и она нисколько не похожа на мужеподобных дев из Мозельской долины: первые не столь высоки ростом, более изящны, с тонкой талией, с обычной улыбкой на лице и удивительно женственной походкой.
Такой и была Жанна, прекрасно сложенная, среднего роста, но без всяких признаков мужского начала, с выражением лица в высшей степени приветливым и одухотворенным. Анонимный портретист изобразил немного полное и округлое лицо, сохранившее в своих чертах что-то детское и потому контрастирующее с энергией глаз и лба; все это настолько живо и правдоподобно, что невольно приходит мысль, что этот портрет является воспроизведением другого, сделанного с натуры, который, как известно, действительно существовал.
Тип лица настолько подлинный и настолько прописанный в мельчайших деталях невозможно придумать, руководствуясь лишь воображением, и он мог появиться только благодаря вдохновению, рожденному созерцанием оригинала. Жанна была француженкой со всеми подобающими чертами характера — одухотворенностью, живостью ума, насмешливостью, с той увлеченностью своим делом, которую сегодня на театральном жаргоне называют «изюминкой». Что прежде всего притягивало к ней ее соратников, так это ее чистосердечность и добрый юмор, качества ее характера, соединявшиеся с острой проницательностью опытного воина.
«Я говорила им, что надо идти туда, и сама шла туда», — отвечала она наивно тем, кто спрашивал о тайне ее побед.
Все это легко читается на статуе в Домреми; ничего подобного нельзя прочитать ни на мрачной статуе работы Фремье в Париже, ни в лице крестьянки на медальоне работы Шапю. Если бы Жанне д'Арк работы Ингре добавить немного больше энергии, то она была бы очень близка к тому типу, который можно видеть в Домреми.
Когда я посетил дом Жанны д'Арк, то меня встретила молодая и весьма любезная монахиня, управляющая школой для девочек, которая была здесь размещена. Главный зал освещается благодаря окну, выложенному из граненого камня; здесь же находится каменный и весьма элегантный камин, однако без герба, что указывает, что он украшал жилища богатого деревенского жителя, каким и был отец Жанны. На крупной балке, поддерживающей потолок, можно увидеть следы от ударов сабли; в 1814 году офицеры армии союзников совершили этот акт религиозного вандализма, религиозного постольку, поскольку они хотели унести эти реликвии из дома Жанны как знак почтения к героине, уважаемой всеми.
Уважаемой всеми! Увы, это неправда! В 1848 году жители Лотарингии, крестьяне, изуродовали статую, которую в 1814 году захватчики оставили нетронутой. Признаюсь, что мне трудно хоть как-то объяснить такое кощунство; если героизм Жанны делает честь какому-то отдельному классу из всей нации, то это именно тот класс, из которого она вышла. Вполне объяснимо, если память об освободительнице Франции остается смешанной с чувством ужаса у английских масонов, как объяснимо и то, что Вольтер, получивший инициацию в Лондоне, совершил свое недостойное озорство над Девственницей, прислуживая англичанам. Последнее вообще характерно для ума не столько французского, сколько парижского. Но гораздо большее удивление у меня вызывает то, что понадобился пример Гамбетты, чтобы уничтожить эти дикие традиции французского масонства, впрочем, кажется, они еще не полностью уничтожены.