Язык русской эмигрантской прессы (1919-1939)

Однако нужно обладать величайшим бесстыдством для того, чтобы – стерев сначала с политической карты Европы самое имя «Россия» и сделав опозоренную «похабным миром» страну легкой добычей любого международного хищника… затем от своего («мы!» «наши!») проклятого народом имени предъявлять иностранным кредиторам счет… (Дни. 1925. 6 февр. № 684).

[Сталин] открыл замечательную истину: …«кадры – решают все». Неизвестно, к кому причисляет он себя, к каким кадрам – интеллигенции он не упоминает, продолжая натравливать на нее массы… (Единый фронт новой России. 1936. 19 янв. № 19).

[Оторванное от жизни доктринерство] имеет место в СССР, где в стремлении «догнать и перегнать Америку» фактически вернулись к невиданным в России формам крепостного права и разгромили страну и погубили народ (Сигнал. 1938. 1 сент. № 38).

Этот [А. Толстой], когда-то очень талантливый, писатель еще в 1922 году сменил эмигрантское существование на советское житье-бытье. В большевизии [sic] сразу же занял он весьма сытное местечко подле власть имущих, и с тех пор с поразительным и неизменным мастерством приноравливается к головокружительным зигзагам великого отца народов (Возрождение. 1939. 14 июля. № 4192).

После московских откровений Сталина и Каменева на петербургской конференции РКП выступил Зиновьев. Рассуждая о деревне, красный градоначальник пророчествует: «Наступили новые времена: крестьянин не позволит с собой шутить – и будет прав». […] Превосходное признание, свидетельствующее, казалось бы, о некотором, выражаясь по-обывательски, просветлении диктаторских мозгов. И убедившись в невозможности после революции снова превратить крестьянство в безмолвствующее быдло, следует, казалось, поспешить, «всерьез, надолго, навсегда» сделать основной и практический вывод из наблюдаемой в деревне «активности» (Дни. 1925. 11 февр. № 688).

В одной из предыдущих статей мы высказывали предположение, что провал и политический и экономический «построения социализма в одной стране» вызовет новый поворот в сторону революционирования тактики. Начинается присваивание программы Троцкого. Упор вновь делается на мировую революцию (Меч. 1937. 2 мая. № 17).