Читаем Язык русской эмигрантской прессы (1919-1939) полностью

Тяжко живется крестьянству. Немногим лучше живется и рабочему классу, – тому, от чьего имени установлена красная «диктатура пролетариата». Зарплату задерживают долгими месяцами, снижают ее бесчисленными мнимо «добровольными» вычетами на всякие красные затеи. Людей изнуряют проводимым под палкой «социалистическим соревнованием». […] Заставляют людей жить в грязи на такой тесной собачьей «жилплощади», что это даже не похоже вообще на человеческое житье. Вот каковы те условия, в каких нашему трудовому народу приходится выполнять хваленое советское «строительство» разных ненужных ему «гигантов» и «строев». Он строит и скрипит от злобы зубами (Голос России. 1932. июль. № 12).

…диктатура Политбюро РКП хладнокровно и зверски-спокойно-обдуманным способом систематически истребляет в России свежие и лучшие побеги русского народа, ее молодежь – истребляет всех, кого считает своим противником (Дни. 1925. 8 февр. № 686).

Пока власть и народ в СССР стоят друг против друга как два враждебных лагеря, ни один эмигрант не может легально возвратиться «на родину». Возможен только переход в лагерь угнетателей народа и родины – и это путь, на который, как это ни прискорбно, стал Куприн (Меч. 1937. 6 июня. № 21).

4. группа единоверцев, в первую очередь православных. Такое понимание народа встречается в церковно-монархических изданиях:

Церковный народ России под советским ярмом умеет отстаивать и охранять свои религиозные установления… (Голос России. 1931. 2 авг. № 1).

Там, в СССР-ии, в пятнадцатилетней изуверской пытке четвертования души и тела, русский народ безусловно приносит искупительную жертву за тяжкий грех временного ослабления в Христовой вере и братской любви, и, перерождаясь, постепенно пробуждается к возрождению национального единства (Голос России. 1933. янв. – февр. – март. № 17–18–19).

Интересно, что применительно к беженству, русской эмиграции вообще, публицистика не использует данного обозначения, относя его только к людям, проживающим на исконной (российской) территории. Кроме того, несомненна также повышенная риторичность, идеологизация понятия народ в эмигрантских печатных органах, однако прагматические истоки и мотивы такой смысловой политизации были иными, чем в советском официозе.

4. Особенности употребления этикетных знаков

Этикетная система после Февральской и Октябрьской революций 1917 г. – одна из тех сфер речевого обихода, которая была призвана решительно «исправить» старые публичные, социально-общественные, межличностные отношения людей путем радикального отказа от прежней иерархии, а также словесных знаков и внедрения новых обращений и этикетно-речевых формул. Какой же предстает этикетная сфера в эмиграции, произошли ли в ней какие-либо трансформации и какова была реакция эмигрантов на советские этикетные новшества?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза