Язык шипов

Дрёссен отличался от остальных не только своими талантами и привычками, но и затаенной алчностью. Всю жизнь он еле-еле сводил концы с концами, кланялся и лебезил перед купцами, которые снисходили до посещения его лавки, и давно усвоил, что одного мастерства недостаточно. Выяснив, что у привлекательных продавцов торговля идет лучше, Дрёссен сделал модную прическу и вставил новые зубы – такие безупречно белые и ровные, что порой сам верил в их естественную природу. Заметив почтение, с каким торговцы относятся к военным, стал носить тяжелый корсет, добиваясь офицерской выправки, а плечи на кафтанах и сюртуках подбил ватой. Убедившись, что популярность зависит от спроса, он начал отклонять по два приглашения из трех.

Однако ему надоело поглощать холодный ужин, сидя в темной мастерской: часовщик нарочно тушил свет и запирал двери, чтобы все думали, будто он проводит вечера вне дома. Съемный угол, сырой и тесный, Дрёссен мечтал сменить на просторный дом. Он грезил о больших деньгах, которые сможет тратить на свои изобретения, о том времени, когда ему больше не придется произносить: «да, сэр; непременно, сэр; будет исполнено, сэр». Все эти желания часовщик мог осуществить лишь одним способом: выгодной женитьбой. Но на ком прикажете жениться? Девицы на выданье, что приходили в лавку в сопровождении отцов или флиртовали с часовщиком в гостях, побаивались его, да и не рассматривали простого ремесленника в качестве хорошей партии. Нет, Дрёссену была нужна девушка помоложе и понаивнее – такая, которая станет им восхищаться.

Кларе Зельверхаус тогда еще не исполнилось и двенадцати. Довольно симпатична, довольно богата, романтична по натуре – в общем, то, что надо. Часовщик решил, что изучит ее характер, мечты и грезы, а потом воплотит их в действительность, после чего девчонка сама в него влюбится. По крайней мере, он на это рассчитывал. Дрёссен досконально знал свойства всех видов древесины, красок и лаков, умел отрегулировать шестеренки так, что они вращались бесшумно и обеспечивали часовому механизму идеальную точность. Он умел улыбаться, очаровывать и изображать из себя благородного джентльмена, однако при всем том никогда по-настоящему не понимал людей, как не понимал механику их ровно работающих, хоть и непостоянных сердец.

* * *

Каждое появление часовщика в доме у озера вызывало радостную суматоху. Дети выбегали навстречу Дрёссену, едва он вылезал из экипажа. Ребятня хвостом ходила за слугами, переносившими багаж мастера – чемоданы и сундуки, неизменно полные восхитительных вещиц, среди которых были куклы, одетые персонажами «Зверской комедии», музыкальные шкатулки, игрушечные пушки и даже за́мок, для обороны коего они предназначались.

Юный Фредерик обожал разыгрывать долгие баталии, но, как бы искусно ни были сделаны крохотные солдатики и их ружья, в конце концов игра ему надоедала, он надевал пальто и отправлялся на поиски приключений к заснеженному озеру. Клара была другой. К превеликому огорчению Дрёссена, девочка не обращала внимания на хитроумные заводные игрушки, которые он ей приносил, а изящную копию равкианского дворца с резными деревянными арками и куполами, покрытыми настоящим золотом, удостоила лишь слабой улыбки. Зато с куклами, сделанными руками Дрёссена, Клара могла играть часами. Весь день ее не было видно и слышно, а когда колокольчик во второй раз звал к ужину, мать отправлялась разыскивать дочку по всем коридорам и, надрывая голос, требовала прекращать глупую игру и садиться за стол.

Проведя немало долгих вечеров в своей мастерской, Дрёссен изготовил для девочки великолепного щелкунчика. Это был голубоглазый человечек в ярком синем мундире и блестящих черных сапогах; в массивном кулаке он сжимал миниатюрный, но острый штык.

– Делись с ним всеми секретами, – сказал часовщик, вручая Кларе щелкунчика, – и он их надежно сохранит.

Она пообещала так и делать.

Родители полагали, что с возрастом дочь оставит эти детские забавы и, как все ее подруги, начнет больше интересоваться нарядами и женихами. Но Клара оставалась все той же замкнутой, мечтательной особой, которая могла умолкнуть на середине фразы, если ей в голову неожиданно приходила тайная мысль. На уроках иностранных языков и в танцевальных классах она держалась с рассеянно-терпеливым видом, а потом с улыбкой удалялась в какой-нибудь полутемный уголок, где без помех могла развернуть невидимый мир, созданный воображением.

На шестнадцатилетие Клары Зельверхаусы устроили большое торжество. Она угощалась сладостями, подшучивала над братом и не отказывала в танце ни одному из достойных кавалеров – купеческих сынков, приглашенных на праздник.

Алтея Зельверхаус испустила счастливый вздох облегчения и пошла спать. Впервые за много месяцев волнения, терзавшие ее, отступили. Однако ночью она проснулась в беспокойстве за детей. Семнадцатилетний Фредерик, довольный тем, что вырвался домой на каникулы, громко храпел в своей комнате. Постель Клары была пуста.