Язык текущего момента. Понятие правильности

Не хочется быть ригидно однозначным, потому что так часто уверенное в своей единственной правоте единомыслие оказывалось необоснованным и вредным. Взгляды на язык, его подсистемы, конкретные отдельные явления вроде объёма и дифференцированности словаря, разработанности терминологии, правил правописания во многом детерминируют его динамику. В то же время не следует категорически недооценивать и гордую вкусовую формулу «самый», «один из самых» совершенных (развитых, логичных, богатых, звучных, красивых), а то и избыточно нормативно-упорядоченный в морфологии, необоснованно усложнённый в существующей орфографии.

* * *

Перспективу отхода русского языка от синтетической грамматики и возможное его движение от флективного строя к аналитическому всерьёз и бурно обсуждали в ходе коллективного исследования проекта «Русский язык советского периода» под руководством М.В. Панова в середине ХХ столетия. Высказывались и отвергались разные оценки желательности или нежелательности такого движения, которое О. Есперсен, по примеру ставшего аналитическим английского языка, считал – с непростительной для крупного лингвиста наивностью – столбовой дорогой языкового прогресса вообще. Это не подтверждается реальной историей многих, если не большинства языков человечества. В те годы риторического прославления «великого, могучего и свободного» русского языка без каких-либо оговорок проблема не могла получить серьёзного научного развития. Она была, к счастью без последствий для поставивших её, молчаливо и тихо похоронена. Сегодня нам, в силу наблюдаемого в языке процветания аналитизма, стоит к этой проблеме вернуться.

Разумеется, аналитизм в русском языке возникает не совсем так и даже совсем не так, как шёл к нему английский. Даже если такое развитие глобально, оно не копия англо-американизма: наш аналитизм с русской спецификой. Он связан с обострением общечеловеческих свойств познавательного процесса, о чём, очевидно, свидетельствует повышенный интерес к когнитивному антропоцентризму как среди философов, социологов, так и среди лингвистов.

Даже у исследователей флективного русского языка пропадает сегодня интерес к материи – к фонетической и морфологической формам слова, направляется на такие собственно околоязыковые явления, как культурная обусловленность семантики слов. Смысл сложных синтаксических единств, семантика текста, контент-анализ затмевают интерес к анализу собственно языковых единиц.

Последние десятилетия у нас практически нет, например, диссертаций, посвящённых функциям падежей, морфологической вариативности, соотношению придаточных с причастными и деепричастными оборотами, закрытым и открытым, однородным и неоднородным синтаксическим рядам, типам приложения и примыкания. Нас всё это, видимо, совсем перестало интересовать. Между тем лингвистов и педагогов в США привлекает именно морфологизм древнего и живого русского языка, материальной формой выражающего логические построения, отдельность слова, строго различающего части речи и члены предложения.

Напротив, у нас обострён интерес к более свободному, как кажется, английскому синтаксису, хотя во многом он скован хотя бы строгостью порядка слов, чуть ли ни иероглифической фразеологичностью. Расхожее мнение мимоходом безапелляционно и уверенно выразил диктор «Радио России» 7 июля 2013, в 22:45 по московскому времени: «Английский язык, как известно, компактнее и удобнее. Он соответствует технологизации жизни, ментально-логическому и чувственному существованию людей в мире гаджетов».

На вопрос «Какой ваш любимый язык?» читательница «Российской газеты» отвечает уверенно: «Английский. Это очень красивый и богатый язык. Он принципиально отличается не только от русского, но и от других европейских языков» (РГ. 2013. 9 апр.). В XIX столетии ещё увереннее сказали бы: «Самый благозвучный и богатый – французский».

Таков общий настрой просто общающихся, пользующихся языком. Их волнует не язык как таковой, не сам по себе, а характер, способ передачи содержания. Семиклассницу, которой Тургенев казался безнадёжно скучным и которую силком уговорили напрячься и почитать «Записки охотника», очаровали картины природы. Однако она сожалела: «Почему он описал всё словами, длинными предложениями? Нет бы снял клип… Ну, коль тогда не было кино, нарисовал бы!» Вот, оказывается, каково влияние дисплейных текстов!

В глазах новых поколений снятие морфолого-флективной скованности синтаксиса и движение к свободному смысловому, синтактико-лексикологическому строению выглядят как спасение от наркотической зависимости школьного образования, сводимого к тому же к противоречивым принципам правописания. На этом фоне возможны серьёзные изменения того, что названо Нормой с большой буквы.