Язык цветов

Но не одна лишь занятость мешала мне поехать к ней. Радость от того, что Элизабет по-прежнему хочет меня видеть, притупила боль последних десяти лет, и даже моя непрекращающаяся тоска по дочери слегка поутихла. К тому же, пока я не осуществила свое намерение, обещание, высказанное в ее письме, оставалось неприкосновенным. Но если бы я постучала в ее дверь, то рискнула бы столкнуться с совсем другим человеком. Наверняка она постарела, а может, впала в депрессию или озлобилась. Риск был слишком велик.

В пятницу утром в конце октября раздался звонок, которого я ждала: невеста, которой следовало отказать после первой же консультации. Каролина не знала, что ей нужно ни от меня, ни от своих отношений, и заливалась слезами всякий раз, как я задавала ей вопрос, ответа на который она не знала, то есть каждый раз, когда я спрашивала ее о чем-то более сложном, чем ее имя и дата свадьбы. Но мне нравился ее жених, Марк, и, может быть, поэтому я не отказалась от этой пары; он поддразнивал ее, но ласково, а не обидно.

Я ответила с первого звонка. И пока решала, попросить ли ее зайти или соврать, что занята, подошла к окну спальни и увидела, что она сидит на тротуаре напротив дома. Она смотрела на меня. Марк сидел рядом. Ее кулаки были сжаты. Разжав одной рукой пальцы на другой, она помахала мне. Я подняла окно и повесила трубку.

– Сейчас спущусь, – сказала я, совсем как Наталья, когда я впервые постучалась в дверь.

Как и Наталья, я спешить не стала. Было около десяти, я успела принять душ и одеться, поэтому пошла на кухню и приготовила чай, сварила яйцо и поджарила тост. Если мы сейчас займемся букетами – а я знала, что так и будет, – мне предстоит проработать почти сутки без остановки. Я не спеша поела, выпила два стакана молока и лишь тогда спустилась по лестнице.

Каролина обняла меня. Ей было около тридцати, но она заплетала волосы в две длинные косички и благодаря этому выглядела намного моложе. Когда она села за стол напротив меня, я увидела, что ее голубые глаза полны слез.

– Свадьба уже завтра, – сообщила она, как будто я могла об этом забыть. – И мне кажется, я все неправильно выбрала. – Она лихорадочно задышала и застучала по сердцу ладонью.

Марк сел с ней рядом и постучал ей кулаком по спине. Она рассмеялась и икнула.

– Сдерживает слезы, – объяснил он. – Если будет плакать перед свадьбой, на фотографиях глаза будут опухшие.

Каролина снова засмеялась, и по щеке скатилась слеза. Припечатав ее наманикюренным ногтем, как муху, она поцеловала Марка.

– Он не понимает, как это важно, – сказала она. – Он никогда не встречался с Алехандрой и Луисом и не знает, какие у них отношения.

Я кивнула, делая вид, что помню, о какой паре идет речь, и помню цветы, которые для них выбрала.

– Так чем я могу помочь? – спросила я как можно спокойнее.

– Знаете старую игру: если бы до конца жизни вы могли есть только пять блюд, что бы это было?

Я кивнула, хоть и не знала такую игру.

– Так вот, я все время об этом думаю. Ведь выбирать цветы для свадьбы – это все равно, что выбрать пять качеств, которые будут определять отношения всю оставшуюся жизнь. Представляете, как это сложно?

– Она говорит «всю оставшуюся жизнь», как будто речь идет о неизлечимой болезни, – сказал Марк.

– Ты знаешь, что я имею в виду. – Каролина принялась разглядывать свои ладони. Я же слушала их разговор вполуха и думала о том, какие пять блюд согласилась бы есть до конца жизни. Пончики – определенно. А нужно уточнять какие или можно сказать: с разными начинками? С разными начинками, решила я, но особенно – с кленовым сиропом.

Каролина с Марком спорили, выбрать ли им красные розы или белые тюльпаны – любовь или признание в любви.

– Если ты любишь меня, но не признаешься, как я пойму? – спросила Каролина.

– О, поймешь, поверь мне, – ответил Марк, вскинул брови и провел рукой от ее колена вверх по бедру.

Я выглянула в окно. Пончики, жареная курица, чизкейк, суп-пюре из тыквы с острым перцем. Осталось выбрать что-то одно. Если я намеревалась прожить больше года на этой воображаемой диете, надо было, конечно, добавить в нее фруктов и овощей, но я ни один фрукт не любила настолько, чтобы есть его каждый день. Барабаня пальцами по карточному столику, я смотрела в окно, за которым синело необъяснимо ясное небо.

И вдруг я поняла, какой пятый продукт выбрала бы, и поняла, что должна ехать немедленно и немедленно повидать Элизабет. Виноград созрел. Я считала теплые осенние дни, их было уже двенадцать подряд, и, глядя на пылинки, танцующие в солнечных лучах, проникавших в темную комнату, я поняла, что пора собирать урожай. Я также поняла, что Элизабет пока еще этого не знает. Как я догадалась – непонятно, но я была в этом уверена: говорят же, что мать с дочерью, некогда соединенные пуповиной, чувствуют, когда одна из них больна или в опасности, еще до того, как им скажут об этом. Я встала. Каролина с Марком обсуждали сравнительные достоинства гелиотропа и герани, но я прослушала, кто выиграл дебаты по поводу роз и тюльпанов.