Язык цветов

Элизабет согнулась пополам, нанизывая на конец бус квадратный листок бумаги. Я разглядела слово «август» и цифру «2», а также многократно повторявшееся слово «молю» и фразу, которая поразила меня своей лживостью: «Без тебя я не смогу».

Элизабет свернула цветочную нить в кольцо:

– Сила для преодоления препятствий.

Ничто не передавало ее нынешнее настроение точнее ромашек. С тех пор как Элизабет решила общаться с сестрой посредством языка цветов, она постоянно что-то делала: сажала семена, поливала их, проверяла, как ведут себя полураскрывшиеся бутоны, и ждала, ждала ответа, причем даже ожидание было деятельным, динамичным, с непрерывным хождением по дому.

– Пойдем, – сказала она, села в фургон и положила между сиденьями бусы из ромашек.

Мы поехали к Кэтрин. Выпрыгнув из машины, Элизабет, не выключая мотор, обвила цветочной нитью деревянный столбик почтового ящика и сунула в ящик записку. Потом вернулась в фургон и двинулась по дороге дальше, в противоположную винограднику сторону.

– Куда мы едем? – спросила я.

– В магазин, – ответила Элизабет. Ветер развевал ее волосы, и она раздраженно стянула их резинкой, зажав коленями руль. А потом хитро мне улыбнулась.

– В какой? – спросила я. Меньше чем в миле от нас был супермаркет, где Элизабет купила мне осеннюю куртку и ботинки для работы в саду, но мы ехали совсем в другую сторону.

– На Честнат-стрит, – сказала она, – в Сан-Франциско. Там целая улица детских бутиков, тех, где продаются бархатные комбинезончики для новорожденных за двести долларов и бальные платья для грудничков из шелковой органзы. Такая вот чепуха. Одно только платье на день твоего удочерения обойдется мне как две тонны винограда – но такой случай бывает раз в жизни. Тебе десять лет, и на следующей неделе ты станешь моей маленькой дочуркой, но тебе недолго осталось быть маленькой. Поэтому, пока могу, буду наряжать тебя в пух и прах. – Она снова улыбнулась, и эта улыбка была приглашением.

Я придвинулась ближе и положила ей голову на плечо. Элизабет научила меня сидеть в машине прямо и подальше от нее, чтобы нас не остановили за нарушение закона об использовании ремней безопасности, но сегодня, говорила ее улыбка, можно было сделать исключение. Она ехала, опустив на руль одну руку, а другой обнимая меня и крепко прижимая к себе. Меня никогда не возили в магазин за новой одеждой, ни разу, и мне казалось, что лучшего способа начать новую жизнь и не придумаешь. Мы ехали через мост по направлению к городу, я подпевала старым песенкам по радио, и мы обе боролись с противоречивыми чувствами: хотели, чтобы день длился вечно, но одновременно кончился побыстрее, и два следующих дня тоже. До визита в суд оставалось всего два дня.

На Честнат-стрит Элизабет припарковалась, и я вошла за ней в открытую дверь. В магазине не было никого, кроме продавщицы, которая стояла за стеклянным прилавком и украшала бриллиантовыми клипсами деревце из фетра.

– Чем могу помочь? – спросила она и улыбнулась, как мне показалось, с искренним интересом. – Ищете что-то особенное?

– Да, – ответила Элизабет. – Платье для Виктории.

– Сколько же тебе лет, лапочка? Семь? Восемь?

– Десять.

Девушка смутилась, но ее слова меня не обидели.

– А ведь меня предупреждали никогда не пытаться угадать возраст, – сказала она. – Пойдемте покажу, что у нас есть вашего размера.

Я пошла за ней в дальний зал, где напротив зеркала с деревянным балетным станком висели платья. Элизабет встала у станка и сделала низкое плие, раздвинув колени и стопы в стороны. Она была худой и острокостной, как настоящая балерина, но ее движения нельзя было даже близко назвать изящными. Мы обе рассмеялись.

Я перебрала все платья раз, потом второй.

– Если ничего не нравится, – сказала Элизабет, – пойдем в другой магазин.

Но проблема была не в этом. Мне нравились все эти платья – все до единого. Я ухватилась за бархатные ленты одного из них и, стянув платье с вешалки, приложила к себе. Оно было всего лишь восьмого размера, но длиной мне ниже колен. Светло-голубой верх от узорчатой юбки отделяла коричневая бархатная лента, завязывающаяся сзади бантом. Но больше всего мне понравился рисунок широкой юбки: коричневые бархатные цветы на голубом фоне. Концентрические лепестки напоминали махровые розы или хризантемы. Я взглянула на Элизабет.

– Примерь, – велела она.

В маленькой примерочной я разделась. Стоя перед зеркалом в белых хлопчатобумажных трусах – Элизабет сидела сзади, – я оглядела свое бледное отражение. Моя кожа была светлой, без родинок, талия невыраженная, бедра узкие. Элизабет смотрела на меня так гордо, словно я была ее биологическим ребенком и все мои конечности появились из ее собственного живота.

– Руки подними, – скомандовала она и надела на меня платье через голову. Потом завязала ленты на шее и на поясе. Платье село идеально. Я смотрела на себя, неуклюже раскинув руки по сторонам от пышной юбки.